жених, – хохотнул Перселл, снова разливая ром по кружкам.
– И это стало известно моей к-к-квартирной хозяйке. – Тяжело вздохнув, проговорил Оливер, выпил. – Сегодня утром, она заявилась ко мне в комнату и п-п-потребовала, чтобы я женился на ее дочери, которая забеременела. Когда я отказался, миссис Томпсон стала угрожать мне, но, честно говоря, не п-п-придал этому значения. Ведь я почти не разговаривал с мисс Лорой. А вечером, когда я уже г-готовился к-ко сну, я услышал, как миссис Томпсон, фальшиво рыдая, говорила с с-священником и умоляла его призвать меня к ответу за то, что я обесчестил ее дочь. Я не стал ждать и решил убраться в Англию. – Подытожил Оливер и выпил.
– Ну, после твоего побега, уж точно все поверят в твою виновность, дружище, – покачал головой Перселл. – Да, скверная история. У нас такое правосудие, что, если кому понадобится, может и Святого духа обвинить в изнасиловании девы Марии.
– Что мне теперь делать, мистер Перселл, – сокрушенно качая головой, простонал Оливер, – когда дойдет до отца, вряд ли он поверит мне.
– Кстати, парень, – моряк улыбнулся, – захмелев, ты заикаться перестал. Ладно! – Перселл стукнул ладонью по верстаку, – спать ложись. Завтра решим!
Глава 5
Путь до Санкт-Петербурга теперь пошел бодрей. Хотя Петька, ехавший верхом рядом с каретой барина, испытывал смешанные чувства. Ему было отрадно каждый день видеть лицо Ксении Егоровны и ловить на себе ее взгляды украдкой. С другой стороны, ужасное и бесцеремонное обращение барина с холопом било по самолюбию Петьки, и он еле сдерживался, когда подвергался очередной порции ругани Дмитрия Павловича при Давыдовых. Но Ксения Егоровна однажды не сдержалась. Они сидели за ужином у станционного смотрителя.
– Как вы можете, Дмитрий Павлович, так разговаривать с человеком, который вам служит? – Ее щеки горели от негодования. – Вы пользуетесь своим положением хозяина, зная, что он не может вам ответить.
Дмитрий Павлович опешил. Он вырос с уверенностью, что крепостные не лучше домашнего скота и укор со стороны молодой особы прозвучал для него как оскорбление. По правде говоря, Ксения Егоровна очень понравилась ему. Он вспомнил уроки политеса и был галантен как никогда. Но теперь, услышав упрек из уст предмета своих симпатий, вдруг растерялся.
– Помилуйте, Ксения Егоровна, – выпучив глаза, протянул Дмитрий Павлович, – Холоп иного и не заслуживает. Характер у него скверный, да и нерасторопен.
В разговор поспешил вмешаться Егор Иванович, зная горячий нрав своей дочери, и опасаясь, как-бы Ксенюшка, которой был очень неприятен молодой барин, не высказала своего омерзения вслух.
– Ксенюшка, боюсь, что мы не можем указывать Дмитрию Павловичу, как ему обращаться… – и тут Егор Иванович запнулся. Он увидел взгляд Петьки, стоящего за стулом барина. Его черные глаза горели и во взгляде этом виделись и горечь, и ненависть, и вызов.
– «…как ему обращаться с имуществом…», – промолвил Петро вполголоса и потупился.
