боле не вертелась. Включил – сызнова зелёный огонёк, и гончая быстренько носом всё в ту же сторону повернулась.
Так и понял я, что идти мне теперь – куда гончая указывает, надобно. Как поведал гусляр, по сказаниям древним: кто первую стрелу положит в колчан, тот и узнает, как дальше быть. Вот и я узнал.
И пошёл, куда указывал собачкин нос. А пришлось обходить место топкое, – отвернул далеко, – собачка же и указала, куда после болота повернуть.
Годы и времена
Выходя в Путь, в душе я всё-таки надеялся, что не столь долгим и дальним он окажется. Ведь, если поглядеть: сколь времени минуло с первого выстрела Лукавы, а вот, достала одна из её стрелок проклятых любушку мою. Значит, недалеко, в наших местах обретается. Дом её отчий порушили, но, где-то всё же ютится она.
Тревожили, по правде, слова Сказителя, якобы говоренные Пришлым Охотнику, мол, стрела, хоть на год пути, а цель выцелит… Получается, могло быть так, что выстрелила Лукава сколь лун тому, и только теперь стрела прилетела, достала… Или нет, не так… идти до цели долго, а стрела к ней всё равно долетит, выцелит… Сложно понять эти слова инозвёздные… И вот ещё: отчего целью оказалась Лёнушка, знать не знавшая ни об Охотнике, ни о дочери его? Как такое сталось?
А может… И додумать не успел, а понял: верно оно – не выцеливала Лукава Лёнушку, а судьба сложилась любушке на пути стрелы оказаться. И судьба та в такой узел сплела пути наши… Всё богами предрешено, всё прогадано. Знать, мне и было, по этим решениям, в Путь выйти, Лукаву остановить… И надежду нести в сердце – неведомо где на Пути, незнамо когда, отыскать мою любушку. Встретить сызнова, коснуться волос её льняных, заглянуть в глаза лучистые цвета неба весеннего.
А пока что шёл и шёл. И день, и другой… вот уж какой по счёту закат на небе разгорается, а топи, на пути вставшей, всё конца-края не видать. Да и где же в наших местах мари такие простираются?! Да всё в туманах, да всё страшно-то как: то стужей ледяной от неё веет, и блазнится, будто там, за туманом – и ледок на воде, и похрустывает под пробегающим мелким зверем.
А то дух забивает парны́м болотом, в лицо пышет, гнус-мошка налетает – мочи нет отбиваться. Вот уж благодарность бортнику за совет, как шапку сплести с травяной сетью частою, лицо и шею прикрывающей.
Так и шёл. Ровно, не по дням, а по всем временам годов: то Трескун1 на Сенозарник2 повернёт, а то, вовсе не в черёд, Листобой3 к Протальнику4 переносит. Аль болото зачаровано, али Путь мой таков…
Но вот, как помыслил: уж сколько дён с дичи, в силки словленной, на грибы да ягоды перебиваюсь, хлебца бы… Вот бы, хоть какое поселение человеческое повстречалось – отработал бы краюху.
Помыслил так, костерок обустраивая, – а тут, во славу богов-хранителей, потянуло с другой
Трескун – древнерусское народное название Января.
Сенозарник – древнерусское народное название Июля
Листобой – древнерусское народное название Октября
Протальник – древнерусское народное название Марта
