не уверен, но он, походу, не тот, за кого себя выдаёт.
– А за кого… он себя выдаёт?
– За обычного жителя. А он ни разу не обычный.
– А какой?
– Скорее всего, это агент или кто-то в таком духе.
Какие агенты в такой глуши? Ты о чём?
– У меня на родине это называется паранойя.
– У меня тоже, – заверил парень, – но это уже третий за последние четыре дня.
– А что им от нас нужно?
– Мы и нужны. Вернее, ты. Человек, который может спасти мир. Ты практически сильнейшее оружие в мире. В стране сейчас ситуация немного сложная, поэтому некоторые пытаются шантажировать правительство… как-то так, я не вникал.
– А почему он тогда нас отпустил?
– Это другой вопрос. Но думаю, он знает, что мы далеко отсюда не уйдём, и при необходимости нас найдут.
– А мы уйдём?
– Наверное, нет. Но попытаться можем.
Я с готовностью кивнула. Чем дальше, тем больше всё это походило на невозможный абсурд. Мозг отказывался всерьёз воспринимать агентов, заговоры и спасение мира, поэтому я решила пока следовать за своим спутником и не заморачиваться. Когда осознаю весь ужас ситуации, тогда и посмотрим. А сейчас всё равно.
Выходить на дорогу во второй раз мы благоразумно не решились и дальше пробирались через чьё-то поле. Солнце уже встало, и всё пространство на километры вокруг было залито живым золотистым светом. Редкие дома (нам встретились всего два или три) резко сменились узкими улочками, на некоторых попадались лавки со всякой всячиной. Чем ближе мы подходили к центру города, тем больше и крепче становились дома, деревянные почти полностью сменились кирпичными. Город был плоским и круглым, как лужица, в которой плавали цветные опавшие листья – прилипшие к кирпичам пятна света. До центра мы добрались быстро, и меня это несколько смутило: столица разве не должна быть если не огромной, то хотя бы большой по площади? Впрочем, ладно, лишь бы дойти.
По главной улице мы шли, кажется, дольше всего – нескончаемо длинная, по-утреннему безлюдная, с множеством только-только открывающихся лавочек она выглядела почти сказочно и навевала это странное ощущение единения, когда в некогда шумном месте остаются меньше десятка человек и становятся друг для друга настоящими людьми, а не безликими манекенам в толпе.
Главная улица упиралась в площадь, и прямо перед нами выросло около полудюжины внушительных зданий. То, что оказалось нашей целью, было высоким и плоским, без единого объёмного украшения, по форме стремившимся к необъёмному квадрату. Сверху смотрели с десяток простых высоких окон, а под простым навесом над крыльцом прятались двери.
– Нам туда? – поинтересовалась я, кивая на здание.
– Туда, – мрачно вздохнул Джон и зашагал к дверям. Мы пересекли площадь, поднялись по ступенькам и остановились перед дверьми. Парень медлил: оглядывался, что-то искал в карманах, порывался что-то сказать, но молчал.
– Заходим? –
