предложенной должности, но отдавать свой голос себе неприлично.
– Окделл, – бросил Савиньяк.
– Придд, – Тристрам всегда ненавидел своего сюзерена, но зарычал на него впервые.
– Окделл, – рявкнул глуховатый Дорак и тоном ниже добавил: – Только каракатицы нам и не хватало.
– Молчу, – пожал плечами Алва, играя сапфировой цепью. Кэналлиец прав – тот, кого поддержит полукровка, больше проиграет, чем выиграет.
– Окделл, – весело выкрикнул Шарль.
– Молчу, – Берхайм внимательно рассматривал свой перстень. И на том спасибо.
– Окделл, – Роберт Рокслей не имел обыкновения предавать.
– Придд!
Алану показалось, что он ослышался. Никогда еще Человек Чести не называл сам себя! Это не запрещалось, разве можно запретить то, что никому не приходило в голову.
– Вы удивлены, – Эктор счел уместным объяснить свой жест, – но я маршал Талигойи, и я знаю, что делать. Я не уроню нашей Чести.
– Разрубленный Змей, – крикнул Арсен Савиньяк, – конечно, не уроните, нельзя уронить то, чего нет!
– Спокойно! – Голос Михаэля фок Варзова мог перекрыть и грохот боя, и шум самой отчаянной пирушки. – Слово короля!
Эрнани медленно, словно не понимая, что от него требуется, поднял голову и тихо сказал:
– Придд!
– Трое из нас промолчали, – Ариго старался выглядеть беспристрастно, – пятеро назвали Алана Окделла, пятеро Эктора Придда, его же имя произнес король.
Люди Чести, признаете ли вы маршала Придда регентом Талигойи до конца войны? Есть ли среди вас готовые оспорить его избрание?
Таких не нашлось и не могло найтись. Закон не был нарушен, а король молчит. Если б кто-то из членов Совета схватился за меч, возможно, у него и нашлись бы сторонники, но слова Эрнани выбили почву из-под ног даже у Шарля Эпинэ. Алан, как в затянувшемся дурном сне, смотрел, как поднялся новоявленный регент, словно бы ставший выше ростом:
– Я не сомневался в сердцах Людей Чести. Нам некуда отступать, но мы…
Мимо проплыла маленькая серая бабочка – во дворце их было много, говорят, они зарождаются в старых тканях. Окделл невольно проследил глазами за живой серой пылинкой и увидел мелькнувшего на хорах арбалетчика в фиолетовом! Цвета Приддов. Возможно, кансилльер и маршал и верили в сердца Людей Чести, но на всякий случай приготовили дополнительные доводы.
– Я должен сообщить вам, – трубил маршал, – что я сделал с посланцем бастарда. Я повесил его на Песьей башне и с ним рядом два десятка гайифцев…
– Повесили? – подался вперед Дорак. – Когда?
– По дороге сюда.
– Бастард написал маршалу Придду лично?
– Какое это имеет значение?
– Для Людей Чести огромное, – старик поднялся и внимательно и строго обвел зал Четырех Мечей. «Нет большего позора, чем стать ниже врага своего, – процитировал он рыцарский
