style="font-size:15px;"> – Нет, правда. Спасибо, но я не смогу.
Он нахмурился:
– Вы не понимаете. Я не только ваш босс, но и ваш доктор, и я вам говорю: это именно то, что вы должны сделать.
– Я прекрасно проживу у себя дома.
– Нет, – твердо сказал он. – Вы подумайте. Представьте: приступ застанет вас во время готовки обеда. Вы перевернете кастрюлю на плиту. Может начаться пожар, а вы ничего не поймете, пока не выйдете из фуги, – к тому времени вся квартира будет в огне, и вы не сможете выбраться. И это только один из способов нанести себе вред. Могу назвать еще сотню. Так что я вынужден настаивать… какое-то время вы не можете жить одна. Если не хотите поселиться у нас, то, может, есть родственники, которые вас примут на время?
– В Бостоне нет. В Нью-Йорке. Тетушки и дядюшки.
Но Джинджер не могла остановиться ни у кого из родственников. Они, конечно, были бы рады ее принять, в особенности тетя Франсина или тетя Рейчел. Однако Джинджер не хотела, чтобы они видели ее в таком состоянии, одна мысль о том, что приступ случится у них на глазах, была для нее невыносима. Она чуть ли не видела Франсину и Рейчел – вот они сидят, ссутулившись за кухонным столом, разговаривают вполголоса, прищелкивают языками. «В какой момент Джейкоб и Анна совершили ошибку? Может, они ее загоняли? Анна всегда требовала от нее слишком многого. А после смерти Анны Джейкоб слишком много навалил на ее плечи. Она в двенадцать лет хозяйство вела. Слишком много для нее. Слишком большая нагрузка для девочки».
Они обрушат на Джинджер массу сострадания, понимания и любви, но при этом могут замарать память о родителях – память, которую она твердо решила чтить всегда.
Джорджу, который все еще сидел на краю постели и ждал ее ответа с явной озабоченностью, глубоко тронувшей ее, она сказала:
– Я принимаю гостевую комнату с видом на залив.
– Превосходно!
– Правда, мне кажется, что я страшно обременю вас. И предупреждаю: если мне там по-настоящему понравится, вы от меня никогда не избавитесь. Вы поймете, что попали в переделку, когда придете домой, а там нанятые мной люди перекрашивают стены и вешают новые шторы.
Ханнаби усмехнулся:
– При первом упоминании о малярах или шторах мы вышвырнем вас на улицу. – Он легонько поцеловал ее в щеку, встал с края кровати и пошел к двери. – Я запускаю процесс выписки, через два часа вы сможете покинуть больницу. Позвоню Рите, попрошу ее приехать и забрать вас. Я уверен, вы победите эту болезнь, Джинджер, но вы должны думать позитивно.
Когда Ханнаби вышел из палаты и его шаги замерли в коридоре, вымученная улыбка мигом исчезла с ее лица. Она откинулась на подушки и тупо уставилась на пожелтевшую от времени акустическую плитку.
Потом прошла в примыкавшую к палате ванную, с волнением приблизилась к раковине, немного поколебавшись, включила воду и стала смотреть, как та вихрится у сливного отверстия и уходит в канализацию. В понедельник у раковины операционного блока, после успешно проведенной операции по установке
