они не местные. Я бы объяснил это случайным налетом каких-то нищих в надежде украсть хоть сколько-нибудь бумаги, которая, конечно, стоит денег, если бы не одно обстоятельство.
– Какое?
Констебль нахмурился:
– Это было уже не первое нападение на Грининга.
Я принял удивленный вид, словно бы прежде даже не слышал об этом.
– Подмастерье, молодой Элиас, сказал мне, что за несколько дней до этого он пришел на работу рано утром и увидел, как двое неизвестных пытаются проникнуть внутрь, ломают замок, – пояснил Эдвард. – Он закричал и разбудил мастера Грининга, который спал внутри. Элиас громко воскликнул: «За дубины!» – как вы знаете, таким образом мастеровые призывают на помощь всех собратьев, кто услышит. И взломщики убежали. Согласно описанию подмастерья, это были не те люди, кто убил Грининга. Он настаивает на этом. – Мой собеседник развел руками. – Вот и все. Вчера на дознании вынесли вердикт об убийстве, совершенном неизвестными лицами. Меня попросили продолжить расследование, но у меня больше нет никаких нитей – ума не приложу, где искать.
– А вам известны фамилии товарищей Грининга, которых наряду с ним подозревали в радикализме?
– Да. Их трое. – Констебль порылся в бумагах и написал имена и адреса. Мы склонились над столом, и он по очереди вкратце рассказал о каждом: – Джеймс Маккендрик – шотландец, работает в доках; раньше служил солдатом, но стал одним из тех проповедников-радикалов, которых шотландцы напустили на наше королевство. Андрес Вандерстайн – голландский торговец тканями, постоянно ездит из Антверпена в Лондон и обратно. Говорят, что якобы привозит в Англию не только ткани, но и запрещенные книги. Третий, Уильям Кёрди, – свечных дел мастер, довольно преуспевающий. Все они по воскресеньям ходят в церковь и на людях следят за своими словами, но все дружили с Гринингом и иногда встречались в его типографии. Между прочим, они якшались и с другими подозрительными типами.
– Откуда вам это известно? – спросил Николас.
– Конечно же, от осведомителей. Моих собственных и епископа. И еще мне сказали, что этих троих в последнее время нет дома. – Эдвард приподнял брови. – Может быть, они намеренно скрываются.
– Странная компания, чтобы собираться вместе, – заметил Овертон. – Голландский купец, имеющий свое дело в Антверпене, – джентльмен; свечник – мещанин; а рабочий из доков и вовсе принадлежит к низшему слою общества.
– Некоторые радикалы верят, что социального разделения в принципе быть не должно, – ответил я. – И собираться таким людям вместе не запрещено.
– Так же, как и нет ничего противозаконного в том, чтобы быть голландцем или шотландским изгнанником, – добавил Флетчер. – Жаль только, что и те и другие зачастую оказываются радикалами. – Он вздохнул и сокрушенно покачал головой, показывая, как непросто ему работать, а потом добавил: – Тем не менее в апреле люди епископа устроили обыск в мастерской Грининга…
– Я не знал этого, – сказал я, подавшись
