дров. Крохотный, с мелким хвостиком-крючком, то и дело дёргающимся от нетерпения, он был типичным местным представителем – так же доверчиво и влюблённо смотрел на знаменитую Юну Горст.
– Ну ладно, – сдалась я щенячьему напору и двинулась в его сторону, отчего тот закружился в радостном вихре. – Держи, приятель.
Я сунула ему под нос остатки своего позднего обеда, и благодарный собачонок захрустел косточкой. От восторга он даже подпрыгивал задними лапами, а я с удовольствием потрепала его за ухо – холодные пальцы согрелись от живого тепла. Шёрстка щенка оказалась гладкой и ласковой, а любопытный нос то и дело тыкался мне в ладонь, отчего я рассмеялась. Эта компания была лучше общества стязателя и грубой Мелиры, что хотели сожрать меня так же, как мы с пёсиком эту несчастную кость – не оставив даже кусочка.
Отчего-то вспомнился арахнокот, и улыбка немного померкла. К тому же я представила себя со стороны – девчонка, играющая со щенком, совсем как ребёнок. Такая не годится в качестве примера яростного борца с судьбой и принуждениями. Такую война переломит в первой же битве.
Здесь, между двух заснеженных изб, вдали от внимательной толпы, я на секунду пожалела себя. В моём мире всё было окутано лишениями и борьбой. Время шло, а жизнь становилась злее, требовательнее и хуже. Ничего и никогда не доставалось мне просто так – без условий и сражений. Каждую кроху счастья приходилось выгрызать, вырывать у лап яростной судьбы. Одолело такое чувство, будто я во всём мире лишняя, что мне нет места ни в Ордене Крона, ни в академии, ни даже рядом со своим ментором.
Я решительно поднялась. Морозный воздух холодил разгоряченную кожу, вишневый привкус так и висел на языке, вдобавок сумерки почти лишили зрения, и без того размытого хмелем.
За поворотом у входа в избу застучали сапоги, загалдели – видимо, стязателя Шора Лормонта тоже привели в гостеприютие Гриффорда. Я выглянула из-за высокой кладки дров и нашла глазами Татя. Он озадаченно озирался в поисках меня. Это было кстати: пора выбираться с этого острова. Но мне оставалось пережить ещё одно глупое представление.
– Береги себя, ладно? – снова развернулась я к щенку и погладила его на прощание. А потом направилась к толпе, и в этот момент взгляд сам собой зацепился за солдата в дальнем конце Гриффорда.
У самого лагеря между двух палаток стоял человек – один из туманных призраков. Зловещий образ темнел в клубах белёсого марева, словно был выткан из тени. Человек-тень не шёл навстречу, не выкрикивал «Горст», не махал рукой и вообще не делал попыток как-то со мной пообщаться. Мимо него мелькали люди – такие же неясные образы, выплывающие из кроуницкого тумана и растворяющиеся бесследно, но призрак стоял неподвижно. Под глухим капюшоном не было заметно лица, но я могла поручиться, что он смотрит прямо на меня – по затылку побежали мурашки.
Я вдруг поняла, что жутко замёрзла, и обхватила себя руками. Что за театральная таинственность?
