на трюмном настиле рядами, голые, прикованные друг к другу ржавыми цепями. И между рядами тоже, под углом, – старались, видно, использовать каждый дюйм. Мужчины, женщины и дети, втиснутые в пространство высотой не больше трех-четырех футов высоты. Тела блестели от пота, люди лежали в собственных испражнениях, лужах кровавой рвоты и покачивающихся озер мочи, взбитой качкой в неоседающую пену. Среди них были и умершие – те лежали лицом вниз. Мухи жужжали так, что жалобные стоны были почти не слышны. К тому же их заглушал глухой звон цепей.
Но самое страшное – глаза. Эти глаза я не забуду никогда. Глаза, полные свирепой жаждой мести за каждый удар, за каждое унижение, которым их подвергают. Но еще хуже другие – равнодушные, ничего не выражающие, как у животных. Не надо особой проницательности, чтобы понять: души этих людей мертвы.
Дальше – больше. Оказалось, трюм разделен на несколько этажей. Мы были в самом верхнем, под нами еще один, а там еще бог знает сколько. Оттуда, снизу, глухо доносились стоны и сдавленные крики на незнакомом мне языке. Я подумал, что там еще хуже – вниз наверняка стекают все нечистоты через щелястые, наспех сооруженные дощатые настилы.
– Каждый взрослый негр, – назидательно сказал матрос, будто не замечая, что я близок к обмороку и держусь на ногах только потому, что ухватился за свисающий откуда-то обрывок каната, – каждый, ну… мужчина, значит, занимает пространство шесть футов на полтора. Женщины пять на полтора, дети – четыре на один. Так мы грузим в среднем пятьсот рабов. Их свои же продают. – Он заметил мой полный ужаса взгляд, пожал плечами и ответил на невысказанный вопрос: – За стеклянные шарики.
Я в панике начал карабкаться по довольно крутой, небрежно сколоченной лестнице. Джонс, увидев, в каком я состоянии, весело захохотал, уперши руки в бока. Потом повернулся к Юхану Акселю.
– Итак? Каков нынче курс? Что скажете о ценах?
Юхан Аксель начал сыпать цифрами. Джонс стоял, глядя в небо и шевеля губами, – видно, производил в уме какие-то сложные вычисления. В конце концов он посмотрел на моего кузена и расплылся в довольной улыбке.
Я не выдержал, бросился к релингу и меня начало выворачивать наизнанку. Чудом не заблевал шлюпку, на которой мы прибыли.
– Вы должны извинить его, – спокойно произнес Юхан Аксель, – он долго лежал в лихорадке и еще не со всем здоров.
По пути на берег он обнял меня за плечи – я никак не мог унять озноб, хотя солнце палило вовсю.
– Ты справился отлично, Эрик, – сказал он. – Куда лучше, чем я. Я свалился без чувств. Багге поспешил объяснить мой обморок солнечным ударом. – Юхан Аксель поднял голову и глубоко вдохнул свежий, солоноватый, пахнущий йодом морской воздух. – Это и есть главная тайна Бартелеми. Самый крупный рынок рабов на Антильских островах – представь только, рынок рабов на шведской земле… Здесь свободная зона, продавец не платит пошлин, а покупатель… покупатель платит минимальный налог на экспорт. Сейчас дела идут особенно хорошо. Англичане
