Никого поблизости не было, все спали, но Тихо Сетон огляделся, будто нас подслушивают.
– Я не тот, за кого вы меня принимаете, Эрик. Запомните это. Не тот. Надеюсь, придет время, я смогу объясниться, а пока вам придется поверить мне на слово.
Он надолго задумался, потом повел плечами, будто старался отогнать неприятное воспоминание.
– Сколько вам лет, Эрик?
– В декабре будет пятнадцать.
– Что ж… время идет быстро. Скоро вы сами будете хозяином своей судьбы. И вот еще что… как вам у нас? Здесь, на острове?
Вопрос поставил меня в тупик. С одной стороны, он сам задал беседе искреннюю и доверительную тональность, а с другой – я боялся нечаянно задеть его чувства. Ведь мы совершенно не знакомы.
– Иногда мне кажется… – произнес я осторожно и задумался, выбирая подходящие слова. – Иногда кажется… Бог отвернулся от Бартелеми.
Сетон опять взял трубку, но она успела погаснуть. Он начал ее раскуривать, и когда над нами поплыло большое, меняющее форму облако дыма, неожиданно спросил:
– А вы верующий?
Я торопливо кивнул, и вдруг меня начали одолевать сомнения. Никто и никогда не задавал мне подобных вопросов. Вопрос, намекающий на возможность выбора, о существовании которого я даже не подозревал.
Он сделал еще несколько неторопливых затяжек.
– Сам-то я… что вам сказать… Не так-то легко верить в Бога, который, как только представляется случай, помогает угнетателям и тиранам, а справедливым и честным ставит палки в колеса.
Я вспомнил книгу из библиотеки матери. Ее написал некий француз, одно имя которого заставляло отца хмыкать, будто кто-то осмелился помянуть при нем имя дьявола. И возразил:
– Разве Бог отвечает за все несправедливости? Это мы, люди, забыли, откуда мы родом. Построили мир, где вовсе не обязательно соблюдать Его заповеди.
– Каждому по его вере… но общество-то прогнило насквозь. Имеющий уши да слышит, имеющий глаза да видит.
Он наклонился ко мне совсем близко и почти прошептал:
– А может, никакие заповеди и не нужны? Кроме тех, что продиктованы самой природой? Представьте, сколько добра могли бы сделать такие люди, как вы и я… разве это не истинная свобода, Эрик?
И тут же откинулся назад, словно испугался услышать не тот ответ, что ожидал. Выпустил облако дыма, проследил, как оно растворилось в ночном мраке. Из свища на щеке тоже выползла тонкая струйка дыма, заколебалась, словно не знала, куда податься, и мгновенно растаяла.
– Может, истина в том и состоит: делай, что считаешь нужным. Вот вам и весь закон Божий.
Я сидел слева, как раз со стороны его ужасного шрама, и не мог определить, серьезен он или насмехается. Его улыбка напоминала гримасу человека, только что нюхнувшего крепкого табаку. Тихо Сетон заметил мое недоумение и рассмеялся.
– Прошу
