испуганно спрашивала: «Кто это?», Маргулис грозно картавил на весь подъезд:
– Евгеи тут живут?
– Тут, – обречённо подтверждала Руфина Соломоновна, и внук радостно орал:
– Открывайте, евгейский погром!
Маргулис вообще был интересным человеком. Так, он любил кататься на велосипеде по огромной бывшей коммунальной квартире, где он проживал со своими родителями, совершенно голым, шокируя родных и знакомых. Был у него и ещё ряд интересных причуд. Вместе с тем, я знал, что за внешней эксцентричностью скрывался умный, смелый и надёжный человек, на которого можно положиться в трудный момент.
Чокаясь со мной хрустальной рюмкой с водкой и неторопливо жуя нехитрую закусь, Маргулис рассказывал мне про своё житьё-бытьё в Питере:
– Знаешь, Сергей, я за последние пятнадцать лет стал совсем другим человеком. Кто я был раньше, в «совке»? Молодым специалистом с пожизненной зарплатой в сто двадцать рублей. Да, как в песне: «И Родина щедро поила меня берёзовым соком…» Я был евреем с туманной перспективой когда-нибудь уехать в Израиль. Тогда мне казалось, что всё настолько безнадёжно стабильно, что ничто не может изменить, так сказать, предначертанный партией ход моей жизни. Я задыхался в той атмосфере, но я не был борцом и не собирался что-то менять. Лишь бы меня не трогали. Но когда, как тогда писали в газетах, над страной задули рыночные ветры, всё резко изменилось. Чем я только не занимался за эти годы! Чтоб я так жил, как я работал, Серега. Таксовал на своей машине, работал продавцом в продуктовом киоске, потом уже сам торговал овощами и фруктами на базаре, занимался продажей собственных рецептов похудения, был начальником народной дружины, пытался стать депутатом, работал сторожем в школе, охранником в частном агентстве, открывал и закрывал фирмы, и бог знает, чем ещё я занимался. Словом, бился как рыба об асфальт! Такой опыт выживания приобрёл, что теперь ничего не боюсь и ни на что не надеюсь. Денег не нажил, так сказать, по трусам текло, а в рот не попало. Женился и развёлся. Ну и слава богу. Но зато теперь я знаю причину всех наших несчастий. Она проста – мы просто не любим друг друга. Посмотри на другие нации, народы, народности и племена. Они всегда делят людей на своих и чужих и за своих горой. Это есть способ выживания в этом мире, Серёжа. А мы? Мы не чувствуем между собой никакой общности.
– Женя, кто «мы»? Ты, например, еврей, а я нет. Растолкуй, о какой общности между нами ты говоришь?
– Серёжа, я тебя умоляю! Не изображай из себя идиота. Все жители этой страны являются русскими. Правильно замечено, что «русский» – это ведь прилагательное. И все мы – русские славяне, русские евреи, русские татары, русские немцы, русские эскимосы. Даже русские негры теперь есть. Но все мы ищем в нас не общее, а разное. Все стараются найти и подчеркнуть то, что нас разделяет, вместо того, чтобы искать и подчёркивать то, что нас объединяет. Я не чувствую никакого унижения оттого, что кто-нибудь назовёт меня русским. Да, я – русский еврей, и никуда от этого не деться. Ведь посмотри на какого-нибудь ярого ваххабита из Чечни. Это же наш
