от боли и скитаний. Я восхищаюсь их душераздирающе трудной работой. С другой стороны, когда словом «спасение» называют просто достойный поступок, вроде того, чтобы взять собаку из приюта или у соседа, который уезжает, это кажется мне тщеславным. На мой взгляд, тут нет особого героизма. Напоминаю – мы тоже много что получаем: собаку, друга, слушателя и, в моем случае, еще один барьер, о который можно споткнуться.
Поскольку рос я при армии, у меня никогда не было собак. Не то чтобы военнослужащим запрещено их иметь, просто мы постоянно переезжали, да и, перефразируя старую аксиому, «если бы армия хотела, чтобы у тебя была собака, тебе бы ее выдали». Когда я повзрослел и стал самостоятельным, то продолжил тот же хаотичный образ жизни с постоянными разъездами, снимаясь в кино и на телевидении. Однако собаки у меня периодически появлялись. Особенно запомнились мне две: с одной я встретился недавно, поблизости от дома, а с другой наши пути пересеклись несколько десятилетий назад, на другом конце света, в Юго-Восточной Азии.
Первую половину 1988 года я провел в Таиланде, где снимался в «Военных потерях» – то было для меня тяжелое и очень одинокое время, хотя вокруг и царил обычный хаос киносъемки. Мы с Трейси собирались пожениться сразу после моего возвращения в США, и я тосковал по ней прямо-таки на клеточном уровне. Как-то в апреле на локации в деревеньке Фанг-Нга на острове Пхукет я заметил семью, выбравшуюся на пляж. Вокруг них вился беспородный черно-белый щенок, с грязной шеи которого свисал обрывок веревки. Семья постоянно его отгоняла. Я всегда принимаю сторону обиженных – в прямом и переносном смысле. Так что я подозвал щенка к себе. Он кинулся ко мне, словно знал меня большую часть своей жизни – что было почти правдой. Мой водитель Ванчай попытался меня убедить, что собака – это не домашний питомец, а источник белка, место которого в суповом котле. Наверное, он просто хотел надо мной пошутить, но та семья и правда нисколько не заботилась о щенке, по крайней мере в его текущем, неприготовленном, виде. Он крутился возле меня весь день, и я решил, что не могу просто так его бросить. Я предложил семейст-ву эквивалент десяти американских долларов в тайских батах, и они согласились.
Очень быстро выяснилось, что мой новый друг – сплошная головная боль. В свой следующий выходной я повез его к местному ветеринару. После лечения от глистов, чесотки и десятка разных прививок ветеринар предложил назвать его Санук – на тайском это означает «мир» или «шалом», то есть пожелание добра, духовного и эмоционального. Имя мне понравилось. Санук оставался со мной всю весну и лето, до того момента, когда затянувшиеся съемки закончились и мы собрались улетать из Таиланда домой.
К сожалению, я никак не мог подвергнуть Санука долгому карантину, который требовался для перевозки животного из Азии в США. В «Аман Резорте» на Пхукете, нашей базе на время съемок, жило еще два пса; оба принадлежали управляющему отеля и терпели Санука как надоедливого младшего брата. Щенок чувствовал себя прекрасно – да и с чего бы ему чувствовать себя по-другому?
