на дочь. – Все это время ты работала и еще не готова.
– Я даже платье не достала, – призналась та, отходя от двери, чтобы мама смогла войти. – Классно выглядишь!
Илона вздохнула:
– Уверяю, ты выглядела бы так же «классно», как ты утверждаешь, если бы отрастила волосы и перестала их красить в дикие цвета.
– С каких это пор рыжий считается диким? – запротестовала Веро.
– С тех самых, когда ты начала красить волосы, – отозвалась ее мать, подходя к видавшему лучшие времена чемодану и критически осматривая его. – Ника, он уже разваливается! Почему ты не купишь себе новый?
– Потому что этот еще не развалился, – улыбнулась девушка, открыла шкаф и достала изумрудно-зеленое вечернее платье. – Смотри, какое красивое! Оно из жатого шелка!
Она продемонстрировала его Илоне.
– Действительно, удача, – насмешливо протянула та. – Особенно с учетом того, сколько слуг в этом замке. Тебе помочь?
– Нет, я сейчас! – Вероника скользнула в ванную комнату. Ровно через четверть часа она вышла уже одетая, на ходу расправляя ткань лифа. Волосы она укладывать не стала, лишь при помощи воска еще более взъерошила их, создавая весьма продуманную небрежность. – Я почти готова!
Илона с тоской посмотрела на дочь:
– На самом деле я… я хотела поговорить с тобой.
– О чем?
Вероника подошла к зеркалу, вдевая сережку в ухо: три изумруда-ромбика, каждый окружен бриллиантами.
– Ну… я и Шарль… мы решили жить вместе…
– Дорогая, это же замечательно! – девушка ободряюще улыбнулась матери.
– Ты не возражаешь?
– Во-первых, возражать было бы глупо, поскольку я давно живу отдельно… – Она вставила в ухо вторую сережку, радостно осознавая, что появился очередной предлог избегать особняка, в котором жила ее мать. – Во-вторых, ты же знаешь, что мне нравится Шарль.
Илона выдохнула и прошлась по комнате, шелестя платьем. Она задержалась у окна, всматриваясь в темноту ночи, затем обернулась.
– Почему ты все еще не замужем? – внезапно спросила она.
– И ты туда же! – Вероника демонстративно закатила глаза. – Дай угадаю, тебя прислал дядя?
– Нет, хотя он, как глава нашего клана, тоже тревожится о твоей судьбе…
– Скажи ему, вернее – Терезе, что я благодарна за заботу, но слишком дорожу своей свободой, чтобы отягощать себя обязательствами, – предложила Веро, внимательно рассматривая себя в зеркало.
Мать покачала головой, показывая, что этот номер не пройдет:
– Послушай, я не хотела говорить, но ведь прошло уже много времени…
– Ты это о чем? – Веро слегка прищурила глаза, разглядывая Илону.
Неужели она где-то выдала себя, и та поняла, что дочь все еще не оправилась после смерти Фернанда Амстела, или… это все-таки про Бертрана…
– О
