провёл языком по ранкам во рту. Вспомнил кружок холодного металла, прижатый к затылку, и покачал головой.
– Нет. Но разве это останавливает таких людей, как он?
– Существует ещё несколько тяжких преступлений, за которые предусмотрена высшая мера. Однако сейчас в этих случаях стирание, как правило, заменяют двумя-тремя столетиями хранения.
Выражение лица Ортеги говорило, что лично она не приветствует подобную гуманность.
Поставив кружку, я потянулся за сигаретой. Движение было машинальным, и я слишком устал, чтобы с ним бороться. Ортега махнула рукой, отказываясь от протянутой пачки. Прикоснувшись кончиком сигареты к зажигательной полоске, я прищурился, глядя на лейтенанта.
– Ортега, сколько вам лет?
Она подозрительно посмотрела на меня.
– Тридцать четыре. А что?
– Гм, и вас ни разу не оцифровывали?
– Почему? Несколько лет назад у меня была психохирургическая операция, и я пару дней провела на хранении. Но если не считать этого, то не оцифровывали. Я не преступник и у меня нет денег на космические путешествия.
Я выпустил облачко дыма.
– Вы относитесь к этому чересчур чувствительно. Или я не прав?
– Я же сказала, что никогда не совершала преступлений.
– Понимаю. – Я вспомнил последнюю встречу с Вирджинией Видаурой. – Иначе вы бы не считали, что выпасть из жизни на двести лет – это легко.
– Я этого не говорила.
– А и не надо было ничего говорить.
Не знаю, что заставило меня забыть о том, что Ортега представляет закон, но что-то определенно было. Это что-то зародилось в пространстве между нами подобно статическому заряду. Я наверняка бы разобрался в этом, если бы мои подсознательные навыки чрезвычайного посланника не были притуплены новой оболочкой. Но что бы это ни было, оно уже исчезло. Расправив плечи, я сделал глубокую затяжку. Мне просто необходимо выспаться.
– Кадмин стоит очень дорого, так? Высокие накладные расходы, большой риск, он должен брать за работу очень много.
– В среднем двадцать тысяч за дело.
– В таком случае Банкрофт не покончил с собой.
Ортега подняла брови.
– Шустрая работа для человека, только что прибывшего сюда.
– О, не надо. – Я выдохнул в её сторону облако дыма. – Если бы это было самоубийство, кому, чёрт побери, понадобилось бы платить двадцать тысяч, чтобы меня пришить?
– Вас очень любят, да?
Я подался вперед.
– Нет, меня терпеть не могут во многих местах, но только не люди, у которых есть такие связи и такие средства. Я не столь крупная птица, чтобы нажить себе влиятельных врагов. Тот, кто натравил на меня Кадмина, знает, что я работаю на Банкрофта.
Ортега хитро усмехнулась.
– Кажется, вы говорили, что по имени вас не называли?
«Устал,
