я только что пришел. – Назови это имя адвокатам Банкрофта.
– Обязательно назову, – обещаю я, проходя мимо.
Но рука Джимми остаётся на моем плече, значит, она растягивается, словно нагретый воск. Я останавливаюсь, смущенный тем, что причинил ему боль, но он по-прежнему у меня за спиной. Я снова трогаюсь вперед.
– Не собираешься развернуться и сразиться? – как бы мимоходом спрашивает Джимми, обходя меня без каких-нибудь заметных усилий, не переступая ногами.
– Чем? – говорю я, разводя руками.
– А надо бы вооружиться, дружок. Давно пора.
– Вирджиния учила нас не искать силы в оружии.
Джимми де Сото презрительно фыркает.
– И посмотри, чем закончила эта глупая сучка. От восьмидесяти до ста лет, без права на досрочную выгрузку.
– Ты не можешь этого знать, – рассеянно замечаю я, так как моё внимание поглощено звуками преследования. – Ты умер за много лет до того, как это произошло.
– О, не надо, кто сейчас умирает по-настоящему?
– Попробуй сказать это католику. К тому же ты действительно умер, Джимми. Необратимо, насколько я помню.
– А что такое «католик»?
– Расскажу как-нибудь потом. У тебя сигареты не найдется?
– Сигареты? А что случилось с твоей рукой?
Разорвав спираль нелогичных заключений, я смотрю на свою руку. Джимми прав. Шрамы на запястье превратились в свежую кровоточащую рану. Конечно же…
Я прикасаюсь к левому глазу и чувствую влагу. Отнимая пальцы, я вижу на них кровь.
– Повезло, – рассудительно замечает Джимми де Сото. – Глазница не задета.
Кому же ещё разбираться в таких вещах. У самого Джимми левая глазница представляет собой жуткое кровавое месиво – всё, что осталось после того, как на Инненине он вытащил пальцами глазное яблоко. Никто так и не узнал, какие галлюцинации виделись ему тогда. К тому времени, когда Джимми и остальных, высаженных на Инненин в составе передового отряда, переслали на психохирургию, вирус успел внести в их сознание неисправимые искажения. Программа была настолько заразной, что врачи даже не рискнули взять остатки памяти больших полушарий для исследований. Обрывки сознания Джимми де Сото, записанные на запечатанный диск с красной предостерегающей надписью «ОПАСНАЯ ИНФОРМАЦИЯ», хранятся где-то в подвале штаб-квартиры Корпуса чрезвычайных посланников.
– Мне надо что-то предпринять, – говорю я, и в моем голосе звучит отчаяние.
Звуки, высвобождаемые из стен преследователем, опасно приближаются. Последний луч солнца скрылся за холмами. Кровь хлещет из ран на руке и лице.
– Чувствуешь запах? – спрашивает Джимми, подставляя лицо прохладному ветру. – Он меняется.
– Что?
Переспрашивая, я уже ощутил запах. Свежий, бодрящий аромат, чем-то похожий на тот, что исходил от «Хендрикса»,
