пробормотал я.
Старик меня не слышал. Костяшки его пальцев побелели на чугунном поручне.
– Она сказала: «Не беспокойся, папа, когда я стану богатой, мы вернем мамочку».
Я почувствовал, что он не на шутку завёлся.
– Послушайте, Элиотт, я сожалею по поводу вашей дочери, но, насколько мне известно, она работала не в тех заведениях, которые посещает Банкрофт. «Закуток Джерри» всё-таки нельзя назвать «Домом», вы согласны?
Бывший морской пехотинец без предупреждения развернулся и набросился на меня. В его глазах горела бешеная ярость. Я не мог ни в чем винить Элиотта. Он видел перед собой лишь одного из прислужников Банкрофта.
Но чрезвычайного посланника невозможно застать врасплох – нас не зря готовят. Я разглядел надвигающийся выпад ещё до того, как Элиотт сам осознал, что собирается его сделать. Через долю секунды отреагировала нейрохимия моей временной оболочки. Старик нанёс удар снизу, намереваясь пройти кулаком под блоком, который, как он предполагал, я поставлю, и сломать рёбра. Блока не оказалось, как и меня самого. Вместо этого я шагнул навстречу ударам, вывел Элиотта из равновесия своим весом и зацепил ногой его ногу. Пошатнувшись, он отлетел к перилам, а я нанес жестокий удар локтем в солнечное сплетение. Лицо Элиотта стало серым от боли. Нагнувшись, я прижал его к ограждению и ткнул в горло большим и указательным пальцами.
– Всё, достаточно, – чуть дрогнувшим голосом объявил я.
Нейрохимия и вспомогательные цепи оказались более грубыми, чем системы Корпуса чрезвычайных посланников, которыми я пользовался в прошлом. У меня возникло ощущение, будто я заключен в подкожный мешок из мелкой металлической сетки.
Я посмотрел на Элиотта.
Его глаза были рядом с моими, и, несмотря на удушающий захват, они по-прежнему горели яростью. Дыхание со свистом вырывалось изо рта, и он отчаянно пытался вырваться и применить какой-нибудь болезненный приём.
Оторвав старика от ограждения, я предусмотрительно отстранил его на расстояние вытянутой руки.
– Послушайте, я не собираюсь сплетничать. Я просто хочу знать. Почему вы решили, что Банкрофт имеет к ней какое-то отношение?
– Потому что она сама мне это сказала, козёл! – злобно прошипел Элиотт. – Она сказала, что он с ней сделал.
– И что же?
Старик часто заморгал; не нашедшая выхода ярость выплеснулась в слёзы.
– Страшные вещи, – выдавил он. – Элизабет сказала, ему это нужно. Настолько, что он вернулся. Настолько, что он был готов хорошо заплатить.
Бедняжка решила, что нашла дойную корову. «Не беспокойся, папа, когда я стану богатой, мы вернём мамочку». В молодости такие ошибки совершаются на каждом шагу. Но ничто не даётся просто.
– Вы полагаете, она умерла поэтому?
Повернувшись, Элиотт посмотрел так, словно я был очень ядовитой разновидностью паука, заползшей к нему на кухню.
– Она не умерла, мистер. Её убили. Кто-то взял бритву
