посмотрела на меня, и в уголках её глаз появилось сострадание. Я понял, что сыграл роль Ирены Элиотт безукоризненно.
– Миссис Элиотт, все, кто приходит в наше заведение, со странностями. В противном случае они бы сюда не приходили.
Я заставил себя поморщиться.
– Ну а насчет важных шишек?
– Не знаю. Послушайте, миссис Элиотт, Лиззи мне очень нравилась. Пару раз, когда мне было плохо, она помогала, но близки мы не были. Лиззи дружила с Хлоей и… – Осекшись, она поспешно добавила: – Ничего такого вы не подумайте. Просто они с Хлоей, и ещё Мак, они одалживали друг другу вещи, делились тайнами, понимаете?
– Я могу с ними поговорить?
Анемона испуганно метнула взгляд в угол кабинки, словно услышала какой-то необъяснимый звук. У неё на лице появилось затравленное выражение.
– Знаете, лучше этого не делать. Джерри… Понимаете, он не любит, когда мы разговариваем с клиентами. Если он застанет нас…
Я вложил в позу и голос всю силу убеждения, которую приобрел в Корпусе.
– Ну, может быть, ты их попросишь…
Анемона в страхе огляделась по сторонам, но голос её окреп.
– Конечно. Я поговорю с ними. Но только… только не сейчас. А вам лучше уйти. Приходите завтра в то же время. В эту же кабинку. Я буду свободна. Скажите, что у вас договоренность.
Я схватил её руку и пожал.
– Спасибо, Анемона…
– Меня зовут не Анемона, – резко отозвалась она. – Меня зовут Луиза. Пожалуйста, зовите меня Луизой.
– Спасибо, Луиза. – Я задержал её ладонь в своих руках. – Спасибо за всё…
– Послушайте, я вам ничего не обещаю, – остановила меня Анемона, делая попытку говорить жёстко. – Как я уже сказала, я поговорю. Пока это всё. А теперь уходите. Пожалуйста.
Она показала, как отменить оставшуюся часть платежа, введённого в кассу, и дверь немедленно распахнулась. Я не сказал больше ни слова. Даже не попытался ещё раз прикоснуться к девушке. Вышел в коридор, оставив её стоять в кабинке, обхватив руками грудь и уставившись на вытертый пол – так, будто она видела его впервые в жизни.
Тускло горели красные лампочки.
На улице ничего не изменилось. Два спекулянта сидели там же, увлечённые горячим спором с огромным типом монголоидного вида. Громила стоял, облокотившись на капот их машины, и разглядывал что-то, зажатое в руках. Осьминог поднял руки, пропуская меня, и я шагнул под моросящий дождь. Монгол взглянул в мою сторону. На лице мелькнула тень.
Я остановился и резко обернулся, и он, потупив взгляд, что-то сказал торговцам. Нейрохимия обдала меня изнутри потоком холодной воды. Я направился прямо к машине, и троица тотчас же умолкла. Руки скользнули в карманы. Меня что-то толкало вперед, что-то почти не имеющее отношения ко взгляду, который бросил монгол. Беспросветное отчаяние кабинки породило нечто мрачное, расправившее сейчас свои чёрные крылья, нечто не подвластное контролю. То, за что Вирджиния Видаура строго
