ещё живой. Не изъявишь желание навестить его?
– Нет.
– Агния, ты ведёшь себя неподобающе.
– А подобающе чему я должна себя вести? – спросила Агния. – Я не хочу навещать его не потому, что я не хочу видеть его. Причина в другом.
– Может быть, соблаговолишь мне её озвучить?
– А вот этого я уже не хочу. Прости.
– Ты не у меня должна просить прощения… Ну как ты могла, Агния? Если бы ты только знала, что мне стоило спасти тебя от А-строга. Приобретение и незаконное хранение малахитовой кисти…
– Что, дорого вам ваша дочурка обходится? Зачем ты пришла? Чтобы осыпать меня упрёками или поддержать?
– Откуда ты вообще её взяла? У кого купила? Мне так страшно за тебя, Агния… Такой позор для семьи. И давай не будем говорить о том, во сколько нам встала твоя выходка. Это был предпоследний раз, когда я выручала тебя.
– А будет и последний? – со слабой улыбкой проговорила Агния, взглянув на мать. Мать на дочь не подняла глаз.
– Будет. И будет он здесь и сейчас.
Она поставила рюкзак к ногам Агнии.
– Зачем он мне, мама? Доктор сказал, что меня завтра выпишут.
– Загляни в рюкзак.
Агния неуверенно протянула к нему руки; молния с предрешающим жужжанием расстегнулась – рюкзак был наполовину забит крупными листьями сильфий.
– Что это? – захрипела Агния.
– Тебе на первое время. Вещи можешь забрать в любой момент, даже если я буду на работе. Желательно, когда я буду на работе.
– Вы что, выгоняете меня из дома? – Агния привстала, продавив ладонями матрас.
– Агния, пожалуйста, не повышай голос! Ты знаешь, как я не люблю, когда повышают голос.
– Отец в курсе, что ты выгоняешь меня из дома? – голос Агнии стал обычен и равнодушен.
– Отцу лучше об этом не рассказывать, – мать особо выделила это «не». – Ему сейчас нельзя волноваться. Будет желание, навести его и расскажи сама. Думала, говорить тебе или нет: он очень хочет увидеть тебя. Он умирает, Агния, мой Грегори… – голос матери сорвался, она облепила лицо руками и пустилась в плач, между словами противно хлюпая носом. – Малахитовая болезнь. Неизлечима. Можно лишь выиграть время, и только… – мать снова поперхнулась рыданиями. – Вот до чего довела нас твоя безалаберность, дочь. Ты убила моего любимого мужа и собственного отца.
Мать сорвалась и, уже стоя в дверях, не оборачиваясь, так и не взглянув на дочь, скупо выговорила:
– А я видеть тебя не желаю. Живи своей жизнью, как хочешь. Никто тебе больше не помешает портить её. Из архитектурно-изобразительной академии ты, конечно, отчислена. Я могла бы попросить за тебя, но мне почему-то думается, что тебе это самой не нужно. Прощай, Агния.
Агния не встала, не побежала за матерью, хотя понимала, что видит её в последний раз; она протянула ноги, сжимая в
