с твоей культурой. Вот нас и распирает от любопытства. Обижайся лучше на меня: во мне этого любопытства – прошу заметить, природного и потому не безобразного – больше, чем у вас всех, вместе взятых!
– У каждого свои слабости. Я не обижаюсь, Астра, – мирно проговорил Алатар. – Никогда. Я сам себя к этому приучил – не обижаться.
– Разве любопытство – слабость? – спросил Астра. – Не оно ли позволяет нам совершать великие открытия?
– Так-то оно так, – согласился, вздохнув, Алатар. – Если только ты из-за своего любопытства не лезешь в чужую душу. Неспроста, наверное, она под столь надёжной защитой, что ключ к ней один – искренник.
– Два! Два ключа, – впервые отвлёкся от огнива Астра.
Алатар поднял на него свой мудрый, изучающий взор.
– И какой же второй? – спросил он.
– Обрести друга. В дружбе нет места для тайн, а есть только доверие. Дружба сама по себе великая тайна.
– Алатар, а расскажи какую-нибудь страшилку! – попросил Умбра.
– Страшилку? – усмехнулся Алатар и посмотрел на Агнию, будто спрашивая: можно или нельзя? Агнии ничего не оставалось, кроме как покачать головой: можно. Умбра взвизгнул от радости. – Ну ладно. Это больше не страшилка, а страшная правда, ну, для кого страшная, а для кого… В общем, слушай: в Бенгардии, в храме, располагавшемся во дворце, на алтаре всегда горел Тишайший огонь. Тишайший огонь участвовал в обрядах, и одним из них был… похоронный обряд. Агния, я могу продолжать? Ну, хорошо. Так вот, любой обряд есть действо размеренное, выверенное, никогда не бравурное и не залихватское. Бенгардийские священные тексты тигры-жрецы поют без слов, вместо слов у нас – звуки: длинные, тягучие, протяжные, доносящиеся из самого нутра при сомкнутых губах. Нежное мурчание, утробные порыкивания и своеобразное кошачье мычание. Звук «м» – не просто звук, он – слово, и оно имеет у нас, бенгардийских тигров, свое особое, сакральное, значение, и означает это слово – мировое дыхание, буквально: «мир, имеющий в себе то, что издаёт дыхание жизни». Пишется оно на самом верху роррума, и от такого роррума больше не могут ответвляться никакие ау-ру… Ах да, простите, заговорился… А весь текст, о чём бы в нём ни шла речь, становится священным.
Бенгардийские тигры зажигали от Тишайшего огня свечу и ставили её на голову самому молодому совершеннолетнему бенгардийцу, и он, возглавляя похоронную процессию, должен был пройти с ней до самой реки. Вы видели, какой это неблизкий путь. И за все сотни лет свеча ни разу не погасла. Мы верим, что если она потухнет, то наступит конец времён.
Мы надевали белые церемониальные одежды: балахоны с широкими болтающимися рукавами. Для нас смерть – не время скорби, но время радости: никто не плачет о смерти, как никто не плачет о рождении. И радость эта такая же тишайшая, как и огонь. Церемониальную одежду ни в коем случае нельзя было испачкать в грязи, порвать, даже случайно, иначе это было бы проявлением неуважения к мёртвому. Только светоносец был облачён в особый наряд – полностью обшитый золотом
