сладчайшим вечным сном…
– Не хочу прерывать твою увлекательнейшую историю, – настороженно проговорил Репрев, – но вам не кажется, что поднимается ветер?
Стоявшее безветрие нарушило лёгкое дуновение ветерка; он блаженно охлаждал сопревших от тяжёлого перехода по непролазным топям искателей малахитовой травы, пощипывал, как пёрышки, огниво, игрался с ним, клоня блуждающий огонёк набок, и тот, словно неваляшка, снова вставал золотисто-голубым штыком. Шелестел ольшаник. Шуршал папоротник, его гранёные листья размеренно качались, словно прыгая по воздушным волнам. Клонило в сон на мягкие, изнеженные подушки мха скудные болотные травы: безголосо тряслись погремушки молодых хвощей, читали заговоры заросли осоки, качался багульник – в глазах Умбры он был малюткой-елью; будто раненая птица, бил крылом белокрыльник.
Всё в единочасье пришло в движение, затараторило на своём иносказательном языке, раскованно судача о непрошеных гостях. Ветер обретал силу, и вместе с ним шушукающий шёпот переходил в громкую речь с шикающим библиотечным замечанием, а потом и вовсе – в обозначенный вой.
Недолго думая, искатели окружили Астру: Алатар положил передние лапы ему на плечи, скрестив за шеей, задними балансируя по скользкому мху и стараясь не запнуться об выпирающие гребешками оголённые корни; Астра же запрятал голову под тигриную грудь – тигриное сердце долбило в нагрудник доспехов – и с выточенными, как наконечник стрелы, слезящимися от ветра глазами впирался в трепещущее, рвущееся пламя. Репрев перекрёстом забросил свои передние лапы на плечи Алатара, нескладно переступая, как на пуантах, задними лапами. Агния, посадив себе на шею Умбру, шла, кажется, осторожнее остальных, подстраиваясь под их темп и не отрывая взгляда от ног. Но весь их с Умброй трюк заключался в том, что он навис над всеми, укрывая и Астру, и Алатара, и Репрева.
Как бы плотно они ни старались жаться друг к другу, необузданный лютый ветер, конечно, находил лазейки и щели – трудно их было не найти: он бил подло, снизу, из-под ног, волной с сабельным изгибом, раздёргивал края одежды, раздувал штанины, распирал, вздымая, рубаху Астры, взбивал платьице Агнии, пакостно гогоча, завывал под бронёй Алатара, срывал шапку с Умбриэля.
– Ветер усиливается, – сам ревел, соревнуясь с ветром, кто громче, Астра, – мы не сможем дольше беречь огниво!
– Что?! – натужно вопил ему в самое ухо Алатар.
– Мы не сможем… сберечь… огонь! – доносились уже до тигриных ушей разносимые обрывки фраз от срывающего голосовые связки Астры.
– Умбра, крепче держись, крепче! – визгливо голосила Агния.
Умбра молчал, но Агния знала, что он её слышит, по тому, как его хваткие ручонки нещадно, но без умысла сдавливали ей до обморочного головокружения горло.
– Если сейчас же что-то не предпринять, он потухнет! – истошно стонал Репрев в унисон стону несмолкаемого ветра.
Астра, Алатар,
