style="font-size:15px;"> Она взглянула на записку непонимающе, положила ее на ореховую столешницу позади черного кожаного дивана в стиле честерфилд, и потерла усталые глаза. Сидела и читала пять часов, не отрываясь. Со вздохом поднялась, чтобы подбросить дров в камин. Угли занялись и затрещали в пламени. Весна в этот раз выдалась куда сырее, и она продрогла от долгого сидения. Протянула ладони к огню, растерла предплечья и облокотилась на каминную полку, над которой нависало прямоугольное деревянное зеркало, украшенное сверху резной гирляндой. В зеркале отразилось утомленное лицо с тенями под зелеными глазами, непослушные каштановые локоны выбились из пышной косы. Она отбросила прядки и принялась рассматривать точеные линии лба. Почему эти строки так ее обеспокоили? Тряхнула головой, как будто ее пробил озноб, и вернулась к столу.
Рассортировала письма по авторству и датам, начиная с 1953 года, когда Килиан писал каждый вечер. Содержание полностью соответствовало педантичной натуре дяди – письма изобиловали множеством деталей повседневной жизни, он подробно обо всем рассказывал сестре и матери. Писем от отца было куда меньше, и он частенько добавлял три-четыре строчки к «томам» своего брата. Записки ее дедушки Антона были короткие и сухие, состояли из формальных выражений, типичных в тридцатых и сороковых годах. По большей части он писал, что благодарит Бога, что здоров, и желает здоровья всем остальным. Иной раз он благодарил за щедрость соседей и родственников, которые помогали содержать дом Рабалтуэ.
Кларенс была рада, что осталась одна дома. Ее кузина Даниэла и дядя Килиан отправились в город к врачу, а родители должны вернуться не раньше завтрашнего вечера. Она не могла избавиться от легкого чувства вины за то, что читала личные строки тех, кто еще жив. Обычно такое делают, когда приводят в порядок бумаги тяжело заболевшего или умершего. Но было интересно узнать, что писали ее отец и дядя десятки лет тому назад. Письма дедушки, которого она совсем не знала, но уже выяснила несколько забавных историй, читались по-другому. Они были нацарапаны дрожащей, нетвердой рукой человека, не привыкшего много писать, и пронизаны скрытой ностальгией. Строчки пробуждали в девушке сильные чувства, и ее глаза уже не раз наполнялись слезами.
Она вспомнила, как в детстве открывала темные створки старого шкафа в гостиной и перебирала письма, пытаясь представить, каким был дом Рабалтуэ столетие назад. В шкафу хранились пожелтевшие от времени газеты, брошюры для путешественников и рабочие контракты, счета за продажу скота и аренду земли, списки остриженных овец, живых и погибших ягнят, памятные и крестильные открытки, рождественские поздравления, почти неразборчивые из-за выцветших чернил, свадебные приглашения и меню, фотографии дедушек и прадедушек, внучатых дядей и тетей, кузенов и родителей, земельные сделки семнадцатого века и договор о земельном обмене между горнолыжным курортом и наследниками усадьбы. В то время ей не приходило в голову присмотреться к личной переписке: вполне хватало рассказов Килиана и отца. Но после посещения конференции с
