как январские звезды. Как бы она ни хотела уверить себя в обратном, сердце не поддавалось самообману. Но усмиряя бурю, поднятую в душе этим известием, она проговорила:
– Пусть твой господин простит меня. Я не смогу к нему вернуться.
– Почему, дорогая Антония?
– Потому, что нам не по пути с твоим господином. Потому, что я всего лишь эпизод в его насыщенной событиями жизни. Таких как я у него будет много!
– И это твой ответ?
– Да, другого не будет.
Марк ушел, так ничего и не добившись, а Антонии еще предстояло объясняться с отцом. Первый вопрос, который он задал, едва она вернулась, был о прошедшей ночи, где и с кем она ее провела.
– Не спрашивай меня ни о чем, отец, – ответила она ему, – Мне трудно отвечать правдиво, но и солгать тебе я не могу. Просто прости и поверь – все хорошо. А если услышишь чужие наветы – не верь ничему.
Чтобы не объясняться более она поспешно заявила, что должна сходить за покупками и, подхватив пустую корзинку, выбежала вон.
Глава 10 Субура
Корнелий, вернувшись тем же утром домой, долго не мог прийти в себя после встречи с Домицианом, велел натопить себе баню и провел там едва ли не все время до обеда. Марк едва выдворил его оттуда, вернувшись с Велабра.
Сообщение последнего о том, что Антония не собирается возвращаться, еще больше расстроило молодого человека. Первым его желанием было броситься за девушкой – раз Марк не смог уговорить, может ему самому удастся, – но потом он передумал.
– Она правильно избегает меня, – мрачно изрек он, – С таким как я незачем знаться. Вокруг только грязь и разврат. Она же нежный цветок, который должен цвести на благодатной почве.
После этого он завернулся в плащ и отбыл к одному из своих приятелей – Валерию, у которого, как он помнил, сегодня обед в честь рождения сына, пришедшийся как раз на Компиталии или праздник Мира (древние празднества занимавшие три дня января, когда преподносились нехитрые дары ларам, покровителям перекрестков, предназначенные для отвращения несчастий от членов семьи).
Несколько дней Корнелий, пребывая в дурном расположении духа, пытался развлечь себя ежедневными упражнениями с мечом на Марсовом поле. Противников выбирал из тех, кто оказывался там вместе с ним, иногда бился один против двоих или троих, отрабатывая мастерство. Он изменил своим прежним привычкам засиживаться допоздна на пирах. После обеда у друзей или знакомых, ближе к концу дня посещал термы, где тренировались атлеты. В рукопашной схватке ему почти не было равных. С ним охотно вступали в борьбу, но редко кому удавалось положить его на лопатки. Дома ночевал редко, предпочитая оставаться с какой-нибудь милой прелестницей, и частенько называл ее именем Антония, за что в ответ получал упреки и слезы.
Как-то возвращаясь утром от одной из своих утешительниц, он завернул на Субуру, просто так, чтобы немного развлечь себя атмосферой безостановочного мельтешения этого удивительного
