style="font-size:15px;"> – Вполне возможно… А где жили Соколов и Зайцев?
– На 1-й Царицынской. Для справки, Соколов был вдовцом, супруга его скончалась год назад от тифа. Жил с тещей, Евпраксией Тихоновной, и сыном Александром. У Зайцева остались жена, Прасковья Сидоровна, и двое детей.
– Как бы побеседовать c вдовой Зайцева и тещей Соколова.
Иванов внимательно поглядел на меня, пожевал губами.
– Я уже разговаривал с ними. О кладе они знают столько же, сколько и мы.
– И все же.
– Хорошо, хорошо… Нетесов!
В дверном проеме показалась черноволосая голова.
– Подкинь-ка товарища Нечаева к дому Соколова и Зайцева!
– Будет сделано! – козырнул парень.
Я встал со стула и, прежде чем выйти из кабинета, бросил взгляд в окно.
– Антон Сидорыч, извозчиков снаружи не убавляется. Никто из них, кажется, и не думает уходить.
Милиционер развел руками.
– Уж что только не делал: принимал самых недовольных, беседовал с ними, доводил крайнюю необходимость мобилизации лошадей…
– Понимают?
– Не очень, сознательности маловато.
***
Cемьи убитых милиционеров жили в двухэтажном доме, перед которым был разбит ухоженный палисадник с кустами сирени и цветами. Нетесов остался в пролетке, а я прошел в дом и постучал в дверь, обитую дермантином. Рядом с ней стояла крышка гроба. На порог вышла вдова Зайцева. Она была полноватой, круглолицей женщиной с небольшими голубоватыми глазами, в которых пряталась неизбывная тоска.
– Здравствуйте, Прасковья Сидоровна, – сказал я и показал свое удостоверение. – Знаю, что вам уже задавали вопросы. Но я хотел бы уточнить кое-что.
– Ничего, уточняйте.
– В день прихода мамантовцев вас с детьми отправили в Дерновку, верно?
– Верно.
– Потом туда прибыл и ваш муж. Скажите, он никуда не отлучался из деревни?
– Нет, все время оставался при мне и детях.
– Он рассказывал вам о своих лесных приключениях?
– Кое-что из него вытянула, – ответила хозяйка, прижимая к себе своих детишек, пятилетнего мальчика и трехлетнюю девочку. – Николай у меня молчуном был, Царствие ему Небесное. Цигарку в рот воткнет и носом в газету. Спрашиваю, тяжко пришлось-то? Ничего, говорит, от казачков утекли, а лес, мол, как лес: кругом птички, зверьки разные да вечный сумрак. Про саквояжи те cказал так: «Откопал их кто-то». И ругательство свое извечное добавил: «Бога душу мать!»
– Cпасибо, примите мои соболезнования… А Соколовы где живут?
– Прямо над нами.
Я поднялся этажом выше. И здесь стояла крышка гроба. Слегка поскрипывающую дверь открыла высокая старушка с прямым длинным носом и острым подбородком. За ее спиной прятался вихрастый мальчишка лет восьми с карандашом в руках и альбомом для рисования. Я показал ей удостоверение.
