боги с воплями и проклятьями не замедлились:
– Ступай-ступай! Нечего в небесах агитацию вредную разводить!
– Вах! Зарэжу, шайтан, коли ещё минуту тут останешься!
– Прочь отсюда, недостойный!
– Партбилет божий на стол!..
Сложил русский бог руки свои натруженные на груди выпуклой и с усмешкой снисходительной взирал снизу на собратьев кипяшливых. А как они поутихли мал-мало, так он ручкой им весело помахал, развернулся на сто восемьдесят градусов да и пошёл себе домой, на Землю-матушку.
Притом и песенку ещё взгорланил голосом раздолбайским:
На речке, на речке-е
На том бережо-о-чке
Мыла Марусе-е-нька
Белы-ы-я но-о-о жки!
Так и ушёл русский бог к своим подопечным, не взяв с собою ни злата-серебра, ни любви бездеятельной, ни власти кровожадной, ни мудрой бредятины… А захватил он с собою одну лишь Божию Правду. И в той его Правде таилось и богатство вечное, и любовь сердечная, и власть примерная, и знание верное.
А те боги гордые у себя в туманной выси остались, на седьмом своём небеси дальнем. И посейчас наверное спорят, убогие, кто же из них главный вселенский бог.
Божественное коронование
Пригласило как-то раз Вселенское Божество земных богов к себе на ковёр и строго-настрого им приказало, чтобы они туда не просто так заявились, а непременно пришли бы со своими жёнами. Вот вышли те боги из человеческих голов и в невесть каком измерении материлизовались в пять ослепительных сияющих шаров. А пять их было потому, что это число человеческое, и хотя богов на Земле было куда больше, но все остальные не имели в глазах Вселенского Божества такой значимости, как те, кто в эту пятёрку вошёл.
Так вот, палестинский бог-шар оказался жёлтого цвета, как словно пески пустыни, византийский белого, как голубок мира, аравийский знамо дело зелёного, как ему было и положено, материалистический бог непонятно почему был голубой, а русский бог цвета солнышка в яркий полдень. Затем эти шарищи опустились в четвёртое измерение и предстали пред очи Божества в образе человеческой растопыренной ладони с какими-то странными несуразными пальцами. Мизинец, он же материалистический бог, оказался ужасно толстым и большим, с начищенным радужным лаком ногтем, палестинский бог удостоился быть безымянным пальчиком, скромным таким и не слишком выпирающим, византийский олицетворялся пальцем средним, очень длинным, ухватистым, но каким-то отощавшим и вялым, аравийский был пальчищем указательным, весьма мускулистым и заканчивающимся острым когтем, а зато русский бог, он же большой палец, был на удивление крохотным и казался выросшим вновь, словно ранее он был кем-то безжалостно оторван и выброшен прочь за ненадобностью.
Но Вселенское Божество пожелало на четвёртом измерении не останавливаться и проявило своих подчинённых
