ждут его в самом ближайшем будущем. А принес их на хвосте своего коня гонец из Мохова.
Посланец прискакал вечером, когда пастухи уже загоняли скотину по дворам. Молодой парень, красуясь на вороном скакуне, взбаламутив всех, как угорелый пронесся по улице, осадив коня возле двора тиуна. Гонец принес весть о нашествии половцев. Слава Богу, поганые еще не перешли на этот берег Днепра, но в Мохове и Лоеве уже собирали ополчение, чтобы дать отпор врагу. Тиуну Димитрию, как и всем управителям окрестных деревень, надлежало в кратчайшие сроки отправить в Мохов обоз съестного припаса.
Наутро, собирая в дорогу три больших телеги с продовольствием, жители деревни только и говорили, что о набеге половцев. Думали и гадали разное. Кто-то говорил, что бояться нечего, поганые на этот берег не сунутся; кто-то считал, что нужно готовиться к обороне. И те и другие с ненавистью поносили приведшего врага на отчую землю князя Олега.
Тиун Димитрий, надо отдать ему должное, большую часть обоза собрал из своих кладовых. Наконец в сопровождении возниц и воев телеги отправили в Мохов. А через три дня нагрянули половцы.
К тому времени почти все уже успокоились. Как назло, накануне был еще один гонец с вестью, что поганые перешли на этот берег и даже осадили Лоев, но были отброшены обратно за реку, а до Мохова так и не дошли. И вот, как гром среди ясного неба, они обрушились на деревню.
В то утро Воица с рассветом ушел в лес проверить помеченные им накануне новые борти. Возвращался домой около полудня, борти оказались полны меда. Ярко светило солнце, пели птицы, и на душе у Воицы впервые за последнее время было тепло и радостно. Представляя, как обрадуются меду мать и Ждана, он забыл о голоде, усталости, не замечал распухших, немилосердно искусанных пчелами рук. В то утро дорога домой была ясной и праздничной. Казалось, сама жизнь улыбается ему сквозь зеленую листву. Но все это в одночасье рухнуло.
Заслышав крики, Воица что было сил рванулся к дому. Деревня уже горела. По улице с воплями проносились половецкие всадники, рубили саблями, кололи копьями пытающихся сопротивляться, арканами ловили убегающих. Поганые хватали все, что можно унести, угоняли скотину, врывались в дома, на ходу грабя, насилуя.
На глазах у Воицы всадник в блестящей на солнце броне догнал двух убегающих женщин, пожилую и совсем еще юную. Не раздумывая, рубанул саблей старуху, и та, всплеснув руками, повалилась в траву. Догнав девушку, половец прямо с седла прыгнул ей на спину, свалил на землю и, придавив коленом, не обращая внимания на плач и визг, принялся рвать на ней одежду.
Руки Воицы задрожали от ярости. Он хорошо знал этих женщин. Пожилая, тетка Анисья, часто помогала им с матерью, а ее внучке не было еще и пятнадцати.
Внутри у Воицы все сжалось, он всем телом ощутил, что значит страх. Господи, да что же это?! Девушка визжала и звала на помощь. Воица чуть было не сбежал, он даже обмочил штаны, но вдруг как будто что-то лопнуло в его груди. Глаза заволокло кровавой пеленой.
