чудесные два часа с Моцартом, и вокруг нашей внушительной леди даже воздух светился. – Ну так в чем дело?
– Вот именно. С каких это пор я могу себе позволить… – проговорил я и прикусил язык, потому что Генри, оставаясь за дверью, предостерегающе покачал головой. И осторожно приложил палец к губам.
– Так это твой друг. Таксер. Знает тебя по Венеции. Ясно?
– Ясно! – ответил я, нахмурившись. – Раз ты так говоришь…
– Да, и вот еще что. Это для Фанни. Пьетро просил ей передать. У него внизу так тесно, совсем места нет.
Он вручил мне пушистого мурлыкающего кота, белого в рыжих и черных пятнах.
Я взял его на руки и понес эту мягкую ношу к Фанни, а та, взяв кота, и сама замурлыкала.
– О боже! – воскликнула она, радуясь и Моцарту, и пестрому коту. – Ну и кот! Прямо мечта!
Генри кивнул ей, кивнул мне и скрылся в коридоре.
Я подошел к Фанни и крепко обнял ее.
– Ты только послушай, послушай, какой у него моторчик! – воскликнула она, поднимая кота, толстого, как подушка, и целуя его.
– Запри дверь, Фанни, – попросил я.
– Что? – удивилась она. – Зачем?
По дороге вниз я нашел Генри, он все еще чего-то ждал, притаившись у стены.
– Генри, ради бога, что ты тут делаешь?
– Прислушиваюсь, – ответил он.
– К чему?
– К дому. К этому месту. Ш-ш-ш! Осторожно. Ну вот!
Он поднял трость и, словно антенну, направил ее в глубину коридора.
– Там. Ты… слышишь?
Где-то шелестел ветер. Где-то далеко, сквозь темноту, пробежало легкое дуновение. Скрипнули балки. Кто-то вздохнул. Застонала дверь.
– Ничего не слышу.
– Потому что стараешься. Не надо стараться. Стой спокойно. Просто слушай. А сейчас?
Я прислушался. У меня по спине пробежал холодок.
– Кто-то в доме есть, – прошептал Генри. – Кто-то чужой. Я чую. Я не дурак. Наверху кто-то есть, бродит, замышляет недоброе.
– Не может быть, Генри.
– Так и есть, – прошептал он. – Это я, слепой, тебе говорю. Чужой. Плохой. Генри знает, что говорит. Не послушаешься, упадешь с лестницы или…
«Утону в ванне», – подумал я. А вслух сказал:
– Будешь стоять тут всю ночь?
– Кто-то же должен сторожить.
«Слепой?!» – подумал я.
Он прочитал мои мысли. Кивнул.
– Ну ясно. Старый Генри. А как же? А теперь беги. Там, у входа, огромный сногсшибательный «Дьюсенберг»[89], пахнет – помереть можно! Никакое это не такси. Я соврал. Кто может заехать за тобой так поздно? Кого-нибудь знаешь с такой шикарной машиной?
– Никого.
– Ну иди. Я поберегу Фанни для нас. А вот кто теперь позаботится о Пьетро? Ни Джимми нет, ни Сэма.
Я пошел к выходу, из одной ночи в другую.
– Да, еще одно…
Я остановился. Генри сказал:
– А
