у которого сарацины захватили владения в Тивериаде и у которого поэтому было больше причин требовать нападения, чем у кого бы то ни было, советовал стоять лагерем и отбиваться. Сарацины побоялись бы на нас напасть. Но Гвидо хотелось красивой победы, дабы все поверили, что он настоящий король… Мы пошли на Саладина. Июль, солнце, жара, раскаленные доспехи и отсутствие воды… Сарацины расстреливали нас издали, а когда нам удалось пробиться к их войску, встали насмерть. Мы научили их воевать, чужеземец! Ранее их легкая конница разлеталась под нашими ударами, как пух. Теперь у них есть тяжеловооруженные всадники. Под Тивериадой они устояли… Мы не смогли пробиться к воде. Дальше… Мало кому удалось уйти. Большинству достались либо плен, либо смерть. Ты только что слушал сирвенту про монаха-иоаннита… Так знай: всех попавших в плен рыцарей-монахов Саладин приказал убить. Всех! Уцелел только гадюка Жирар, великий магистр тамплиеров. Он купил жизнь предательством, подобно Иуде. Ходил потом с сарацинами к крепостям тамплиеров, приказывая открыть ворота. И ему открывали…
Роджер замолчал. Козма не решился больше спрашивать. Стелла сидела под стеной, как мышка; было видно, что она слышала все. Тишину нарушил гортанный голос вдали. Кто-то за стеной кричал. Под верхней площадкой, на втором этаже башни отозвались. За стеной вновь закричали, из башни ответили. Роджер прислушался.
– Что это они? – не сдержался Козма.
– Юсуф, сотник эмира Иерусалима, предлагает туркополам сдаться, обещает им жизнь. Говорит, что ему нужны только многобожники, то есть мы. Нам, понятное дело, он жизнь не обещает, – усмехнулся Роджер. – Если к тому же Сеиф пленит нас и передаст Юсуфу, эмир возьмет его к себе в войско. И не мамлюком, а свободным сотником.
– Что отвечает Сеиф?
– Напоминает Юсуфу, от какого отца тот родился, – ухмыльнулся рыцарь. – Можешь мне поверить, тот не был султаном.
– Что ответил Юсуф?
– Вспоминает отца Сеифа… Они давние знакомые: не раз встречались в битвах. Сеиф оставил сотнику несколько шрамов на память, тот, злобствуя, напал как-то на родное селение Сеифа, сжег и разграбил его. Тогда Сеиф напал на родное селение Юсуфа… Более заклятых врагов в Леванте трудно сыскать.
Перепалка внизу стала стихать. Первым умолк Юсуф. Сеиф, выкрикнув несколько слов, тоже угомонился.
– Ты уверен в своих туркополах? – спросил Козма. – Сеиф враждует с Юсуфом, но его воины – нет. Вдруг польстятся…
– Сразу видно, что ты чужеземец. Если сарацин принес клятву на Коране своему сюзерену – не важно, мусульманин тот или христианин, – он будет верен. Христианин может стать клятвопреступником, сарацин – никогда. Есть только два случая, когда он будет считать себя свободным от обета. Первый: смерть хозяина. Второй: если воин попадет в плен, а хозяин не выкупит его в течение года. С этими людьми, чужеземец, я сражаюсь бок о бок уже много лет. Поверь, у них было много возможностей уйти к единоверцам…
