между летящих снарядов более не будет. Словно танцор, которого заставляют двигаться в одном стиле вне зависимости от музыки и настроения, Харви переступила через собственные эмоции и день за днем начала отыгрывать чужие.
Арсенал приемов ее священного похода полнился каждый день. Родители ругались, а Харви в этот момент старалась прибрать комнату или кухню, нарисовать цветы, поставить их на стол вместо настоящих, чтобы потом, едва только скандал начинал затухать, ворваться к родителям и сказать:
– Посмотрите! Посмотрите! Как красиво на кухне! Пойдемте попьем все вместе чай! Чайник вскипел!
Харви все время извинялась, даже без причины, живя с бесконечным чувством вины. Маме это очень нравилось, в таком поведении дочки она чувствовала некое удовлетворение. Их диалог всегда складывался схожим образом.
– Мамочка, прости меня! – неожиданно говорила Харви, чувствуя особенную привязанность к матери и хрупкость человеческих чувств.
– Я тебя извиняю, Харви, – нравоучительным тоном говорила мама Харви.
Такой ответ пугал до оцепенения, ведь Харви и так постоянно чувствовала, что виновата, но не могла себе представить, в чем именно провинилась. Прося прощения, девочка надеялась, что мама скажет:
– Харви, милая, ну что ты, за что ты просишь прощения?
Но своим ответом та лишь подтверждала, что Харви доставляет страдания своим близким и все делает неправильно. Харви обещала себе стараться еще больше, но пять будних дней у бабушки она так тосковала по родителям, что после долгожданной встречи не могла совладать с эмоциями, начинала носиться по родительской квартире, говорить без умолку, позволять себе лишнего, неизменно это заканчивалась очень плачевно для нее. Тогда Харви осознавала, почему родители оставляли ее у бабушки, ведь с такой, как она, жить все время очень сложно. Единственным выходом было разделить тяжелую ношу между двумя семьями. Харви вновь обещала взять себя в руки и стараться изо всех сил привнести радость в свою семью.
Однако старания Харви напоминали борьбу Геракла с дочерью Тифона и Ехидны. Ведь рассекая гидру вновь и вновь, лишь добавляем ей сил, укрепляя первопричину своего несчастия. Только спустя много лет, уже не живя с давшими жизнь, Харви осознала, что своим поведением лишь еще более распоясала родителей, не дав им ни одной причины объединиться и прислушаться к душе Харви. Классически Харви делала то, чего более всего боялась: пытаясь осчастливить всех, шла неверной дорогой. Сама сотворила из себя удобного ребенка, который думал о себе гораздо хуже, чем был на самом деле, позволяя другим оправдывать свои проступки за ее счет и не развиваться. Тогда Харви всего этого не замечала, потому как на нее летели одна отравленная стрела за другой, не оставляя времени на размышления.
Из разговоров окружающих все чаще вырывались
