– страсть! Мы вышучивали его, а Ежова этим жила. Сохраняла на зиму травы, сушила и морозила…
При мысли о «морозила» меня как будто потянули за веревочку, словно игрушечную лошадку.
Галина Андреевна однажды показывала мне свои запасы. Она в то время с восторгом неофита постоянно что-то запаривала, разливала по бутылочкам, добавляла в еду, не переставая посвящать окружающих в подробности своего нового увлечения. Я устаю от подобной эмоциональности, как от слишком громких звуков. Как от навязчивой музыки, играющей в маршрутке, в которой ты вынужден ехать еще десять остановок.
Следуя за натянувшейся веревочкой, я прошла на кухню и распахнула морозилку.
Узкий белый короб был заполнен небольшими плоскими пакетами с зеленоватым месивом разных оттенков. В глубине я разглядела замороженные куриные окорочка, пельмени, фарш. Они меня не интересовали. Я вытащила верхний пакет. К нему был прилеплен желтый стикер с надписью: «Сельдерей-июнь-первая партия».
Я просмотрела остальные пакеты, читая надписи вслух.
Здесь хранилась сныть, ее любимый кервель – один и в сочетании с тархуном. Нашлась молодая крапива урожая этого мая. Под крапивой мне попались два пакета со щавелем. Ежова делала с ним то ли морсы, то ли пироги… Господи, да она во все добавляла свою зелень! Маленькая порция кислицы: сиренево-красный травяной винегрет. Коротенькие красноватые обрубочки ревеня, перекатывающиеся в прозрачном полиэтиленовом пузыре.
«Смесь базилик-кервель-мята». Я открыла пакет, понюхала. Странное сочетание.
«Смесь для супа». Какие-то темно-зеленые стрелки. Пахнет чесноком и чем-то трудноопределимым, похожим на кислое яблоко.
У меня еще не было никаких догадок. Я просто собирала информацию.
За моей спиной хлопнула дверь. Вошла Кристина, и брови ее поползли вверх при виде груды пакетов на столе.
– Ой, это что? То, чем она отравилась?
Я покачала головой.
– Не знаю. Нет, вряд ли. Это просто ее запасы.
– Я думала, ты уже все разобрала. Пришла помочь.
Меня кольнула нелогичность: если она считала, что я закончила дела, в чем должна была заключаться помощь?
– Я задержалась, – медленно сказала я. – Такое странное чувство…
Когда говоришь о странном чувстве, пояснений не требуется. Это фраза-выручалочка, фраза – спасательный круг. Собеседник додумает за тебя, вложит свой собственный смысл.
– Ой, вот правда, – закивала Кристина. – Кошмар, Таня, был человек – и нету, в голове не укладывается, как такое может быть! Своими руками отравиться… ой, нет, не могу…
Она вытерла слезы. К Ежовой Кристина относилась, в общем-то, безучастно. Она оплакивает не Галину, а исчезновение привычного элемента ландшафта.
Припадок чувствительности закончился так же быстро, как начался. С деловитым видом Кристина стала перебирать пакеты, под которыми на столе успела собраться лужица. Мне отчего-то стало неприятно.
