style="font-size:15px;"> Зоя Петровна сидела на боевом посту, опираясь массивным бюстом о столешницу, и что-то записывала в расчерченный от руки журнал. Все двери, кроме той, что вела в Аринину палату, были закрыты.
– Забирайте!
Жорик не рассчитал. Или, наоборот, Жорик рассчитал все очень точно. Кресло не вписалось в дверной проем, прошло впритирку к косяку колесом и Ариниными пальцами. Она закричала, прижала к груди руку с ссаженными до крови костяшками. Закричала не столько от боли – с болью она почти свыклась, – сколько от неожиданности и злости.
– Ой, не успела. – Жорик разглядывал ее окровавленную руку с нескрываемым удовольствием. Он улыбался. – Что ж ты неуклюжая такая?
Он стоял в дверном проеме каменным истуканом, лыбился и не подпускал к Арине Зою Петровну. Наслаждался чужими мучениями. Садист.
– Да пусти ты меня! – Медсестра протиснулась в палату, захлопотала вокруг Арины. – Больно, милая?
Больно, но она справится. Не с таким справлялась. Сейчас нужно думать не о боли, а о том, чтобы Блэк и собственная ярость не сорвались с невидимой цепи. Нужно как-то сдержать закипающую черную кровь. Или не сдерживать?
Боль в руке стихла, стоило только Арине сосредоточиться, отступила в тень, затаилась. Арина, наоборот, подалась вперед, встала из ненавистного кресла и, не обращая внимания на Зою Петровну, пошла на Жорика.
Смотреть в лоб, чуть выше переносицы. Смотреть и не отвлекаться ни на что, ни на голоса, ни на боль, ни на биение собственного сердца, ни на исходящий от Жорика смрадный дух. Черная кровь знает, что делать.
Жорик перестал улыбаться. Жорик, двухметровая громадина, сделал шаг назад, заморгал часто-часто, как готовый расплакаться ребенок, а потом сжал виски руками и закричал.
Арина тоже закричала. Раскаленная спица боли вонзилась в мозг, вошла в точку выше переносицы, провернулась, ослепила, сбила с ног.
Она лежала на боку, не в силах пошевелить даже пальцем, а рядом, скрючившись, валялся Жорик. По отвисшей нижней губе медленно стекала нитка слюны, и на полу у небритой щеки уже образовалась лужица. Веки Жорика мелко подрагивали, словно он спал и видел сон. С ее собственными глазами тоже было что-то не то, окружающий мир казался размытым и нечетким. Боль растекалась, наполняла собой черепную коробку, а к горлу неминуемой волной подкатывала тошнота. Ее вырвало, и в голове что-то взорвалось, снова ослепило, а потом погрузило во тьму…
– …Какой-то приступ… Я не понимаю, что произошло. Они как-то одновременно… – Голос Зои Петровны дребезжал, как крышка на закипающем чайнике.
– Точно оба? – В голосе Хелены слышался интерес, такой острый, такой осязаемый, что ощущался даже из темноты. – И вы можете дать мне гарантию, что между ними не было никакого физического контакта?
– Не было, Хелена Генриховна. Это же все на моих глазах произошло. На эпилепсию похоже… Как будто приступ. Сначала
