что в поезде останутся свободные места, хотя лично меня это не касалось, поскольку я заранее выкупил билет в спальный вагон до Люцерна.
Свободные места! Зайдя на платформу, у которой остановился этот поезд de luxe, я увидел, что я не только первый, но и вообще единственный пассажир. Пять спальных вагонов и вагон-ресторан, вместе со всеми проводниками, поварами, слугами и остальными работниками – все ждали меня, и меня одного.
– Работы не слишком много? – усмехнувшись, спросил я у проводника.
– Parbleu[1], – ответил этот француз или, судя по акценту, скорее швейцарец, полиглот и космополит, как и большинство представителей его профессии. – Никогда не видел ничего подобного.
– Значит, все купе в моем распоряжении?
– Мсье, если пожелает, может занять весь вагон… Все пять вагонов. Можем это устроить. – И глаза его блеснули в предвкушении чаевых.
– Надеюсь, поезд не отменят? Мне нужно ехать.
– Конечно, не отменят. Поезд поедет даже без мсье. Вагоны ждут в другом конце. Погодите, что это у нас?
Мы разговаривали, стоя на платформе, в некотором отдалении от железнодорожного вокзала. Дорога к нему оставалась открытой и хорошо просматривалась: я увидел группу из четырех человек, которая приближалась к нам. Я рассмотрел двух женщин, человека в форме, вероятно, одного из проводников, и носильщика, нагруженного ручным багажом.
Когда они подошли, я осмотрительно удалился в свое купе. Там было открыто окно, и я имел возможность слышать и видеть все, что происходит на платформе.
– У вас есть места до Люцерна? – на идеальном французском спросил напряженный и взволнованный, но очень мелодичный голос.
– Места? – повторил проводник. – Мадам может взять хоть пятьдесят мест.
– Что я вам говорил, мадам? – вставил сопровождавший ее человек в форменной одежде.
– Мне не нужно пятьдесят, – несколько раздраженно и даже сердито ответила она. – Всего два. Отдельное купе для меня и горничной. Ребенок будет с нами.
Только теперь я заметил, что горничная держала в руках сверток, содержимое которого не вызывало сомнения. Она покачивала им из стороны в сторону размеренными движениями, как убаюкивают ребенка.
– Если мадам желает, горничную и ребенка можно разместить отдельно, – предложил любезный проводник.
Но ее это не устроило.
– Нет, нет, нет, – резко отрубила она. – Я хочу, чтобы они ехали со мной. Я ведь уже сказала об этом, разве вы не слышали?
– Parfaitement[2], как мадам пожелает. Только поезд совсем не заполнен. Можно сказать, пуст. У нас всего один пассажир, джентльмен.
Это известие оказало на нее странное воздействие. Сначала на ее лице появилось удовлетворенное выражение, но ему на смену быстро пришла нервная настороженность, переросшая почти в страх. Пока проводник готовил билеты, она повернулась к горничной и обратилась к ней по-английски:
Это точно! (
Хорошо (
