The people who had turned out were the girl’s own family (собравшиеся люди оказались родственниками: «собственной семьей» девочки; to turn out – собираться на улице; family – семья); and pretty soon the doctor, for whom she had been sent, put in his appearance (и довольно скоро появился доктор, за которым девочку и посылали: «за которым она и была послана»; to send – посылать; appearance – появление; to put in – вставлять, всовывать; to put in an appearance – входить; появляться).
Well, the child was not much the worse, more frightened, according to the Sawbones (что ж, по словам доктора, с девочкой не случилось ничего серьезного, что она только перепугалась; according to – в соответствии; согласно /чьему-либо/ заявлению, по /чьим-либо/ словам; sawbones – шутл. хирург, костоправ: «пилящий кости»; to saw – пилить); and there you might have supposed would be an end to it (и на этом, как можно было бы предположить, все могло бы и закончиться: «здесь… мог бы быть конец этого»). But there was one curious circumstance (но возникло одно странное обстоятельство; curious – любопытный; необычный). I had taken a loathing to my gentleman at first sight (я с первого же взгляда исполнился сильным отвращением к этому человеку; to loath – не склонный, не желающий; делающий неохотно: to be loath to do smth. – не хотеть сделать что-либо; противный, мерзкий; to loathe – питать/чувствовать отвращение; не выносить). So had the child’s family, which was only natural (так же /ощутили отвращение к нему/ и родственники девочки, что было совершенно естественным). But the doctor’s case was what struck me (однако меня особенно поразило состояние доктора; to strike – ударять; поражать, производить впечатление; case – случай; состояние). He was the usual cut and dry apothecary (это был самый обычный аптекарь = лекарь; cut and dry – шаблонный; скучный: «отрезанный и сухой»), of no particular age and colour (без определенного возраста и цвета = бесцветный/невыразительный), with a strong Edinburgh accent (/говорящий/ с сильным эдинбургским акцентом), and about as emotional as a bagpipe (и чувствительный не более, чем волынка; emotional – эмоциональный).
Well, sir, he was like the rest of us (так вот, сэр, он вел себя так же, как и мы /все остальные/): every time he looked at my prisoner (каждый раз, как он смотрел на моего пленника), I saw that Sawbones turned sick and white with the desire to kill him (я видел, что он стал испытывающим тошноту и бледным = совершенно побледнел от сильного желания убить того; to turn – поворачивать/ся/; превращаться, становиться). I knew what was in his mind (я знал о чем он думает: «что у него на уме»), just as he knew what was in mine (так же как и он знал, что думал я); and killing being out of the question (и так как об убийстве не могло быть и речи: «убивание было вне вопроса»), we did the next best (мы сделали, что смогли /стараясь его покарать/; next best – уступающий только самому лучшему: «следующее/ближайшее наилучшее»). We told the man we could and would make such a scandal out of this (мы сказали этому человеку, что мы можем и обязательно раздуем из этого случая такой большой скандал; scandal – широкая огласка, скандал), as should make his name stink from one end of London to the other (который заставит его имя вонять от одного конца Лондона до другого; to stink – вонять, смердеть). If he had any friends or any credit (/мы сказали ему/, что если у него есть друзья или добрая репутация; credit – вера, доверие; репутация /особ. хорошая/, доброе имя), we undertook that he should lose them (мы примем меры к тому, чтобы он их лишился; to undertake – предпринимать).
