сандалии и ничего не сказал. Ну а что. Оправдываться теперь, что ли?.. Бардак в его конторе, в его отделе всегда бесил, первое время после переезда в Москву особенно, потом это притупилось. Теперь Кирилла начинало легонько бесить, получается, обратное. Что за неуместный «дресс-код»? Еще и унизительный… Они вообще что собрались обсуждать? Проект «Ту-444»? Или его, Кирилла, внешний вид?..
– Ну давайте тогда по звуковому удару доложите вы, – и Кирилл выпрямился с тончайшей, как ему казалось, ироничной улыбкой. – У меня есть черновик, просто прочитаете…
Они умирали, но не сдавались. И в самые сумрачные дни, обсуждая качество чая или же пирожки – с повидлом (по ценнику «с яблоком») или же с жиденьким фаршем (по ценнику «с печенью»), Татищев помнил о субординации и о том, что он доктор технических наук, и даже, кажется, о том, что он лауреат премии Ленинского комсомола. Ни один мускул не дрогнул на его лице. В извечном своем подобии костюма (неуместно толстый пиджак; материя с какими-то вкраплениями, как плохой картон), с бородкой он походил на земского доктора, сельскую аристократию, для которой «присутственные места» – не пустой звук.
– До метро сгонять успеешь? – будто сжалившись, наконец произнес он, выдержав перед тем грандиозную паузу.
– Зачем?
– Носки купить!
Дальнейшее уже с трудом укладывалось в голове несчастного Кирилла, который, конечно, не побежал ни к какому метро, потому что все-таки ему надо было подготовиться. Вспомнив о том, что он – начальник, облагороженный Татищев уже не выпускал вожжей из рук и прямо-таки скомандовал Михалычу разуться. Михалыч, который с невозмутимым видом жевал что-то, уткнувшись в монитор, как ни в чем не бывало – не отрывая взора – поскидывал ботинки. Может быть, всем своим видом показывая; ничего особенного не происходит – он хотел поддержать авторитет старшего товарища в борьбе с зарвавшейся молодежью.
Михалыч сохранял полную невозмутимость и даже не посмотрел вниз, туда, где в дыру предательски вылез почти целиком большой палец.
– Так, это не подойдет, – сразу, жестким тоном, определил Татищев, целеустремленный, как настоящий авиаконструктор в былые времена. – А где наш этот… как его…
В падении этом не было дна. Кирилл потащился разыскивать Олега по долгим коридорам, где в светлых рекреациях стояли пластмассовые деревья с наполовину и нервно свинченной – по листику – кроной. Практикантов он нашел в фойе: хлопали двери, воздух дрожал. В большущих электронных часах точечки теплились как лампадки. Практикантов он нашел за крайне увлекательным занятием. Налепив друг другу бумажки на лбы, они угадывали, кто есть кто, задавали наводящие вопросы: «Я мужчина?.. – Да. – Я уже умер?.. – Да. – Я жил в древности?..» Один был академик Мстислав Келдыш, другой – Белый медведь. Как понял Кирилл, имелась в виду марка пива.
– Ребят, извините… – начал он просительно, не зная, как сказать о главном; потом вспомнил о том, что он как-никак «начальник» над этим сбродом и прибавил стали в голос. – Олег, у меня… у нашего отдела… в общем, есть просьба,
