style="font-size:15px;"> «Где же Юнанка? Неужели он сгорел?.. И Уинг-Ти? – весь дрожа от волнения, думал обеспокоенный донельзя казак. – Поджёг, образина, как пить дать поджёг… Ну, попадись он мне теперь!»
Около пожарища он увидел Чи-Бо-Юя и Тянь-Хо-Фу, сыновей старого китайца. Оба парня стояли, беспомощно сложив руки, и глядели на огонь, не трогаясь даже с места, чтобы пробовать затушить его. Только когда пламя вдруг устремлялось к ним, инстинкт заставлял их несколько отодвигаться.
– Вы чего стоите, бездельники? – закричал им Зинченко. – Где отец, сестра?
– Почём мы можем знать это? – пожимая плечами, отвечал Чи-Бо-Юй.
– Как почём? Кто же должен знать?
– Всесильный Ианг знает всё…
Зинченко вспылил.
– Эх вы! – закричал он. – А ещё на русскую службу хотите! Куда вам. Ну, живо за мной!
Окрик подействовал. Китайцы так привыкли к пассивному повиновению, что всякое приказание исполнялось ими беспрекословно. Вместе с казаком они принялись тушить пожар, к которому только что даже и не думали приступаться.
Шатов тоже совершенно верно определил как место начала пожара фанзу Юнь-Ань-О. И ему показалось, что между этим бедствием и тем, что произошло при нём в фанзе старого китайца, есть неразрывно-тесная связь. Он поспешил к тому месту, где была фанза старика, но ему так же, как и другим, долго нельзя было подступиться к пылающему костру, в который быстро обратилась лёгкая постройка. Ещё издали он заметил Зинченко, усердно растаскивавшего пылающие бревёшки.
– Где сестра-то, спрашиваю я вас? – говорил он Чи-Бо-Юю и Тянь-Хо-Фу. – Её словно бы не видать нигде…
Уинг-Ти и в самом деле нигде не было.
Братья попробовали было поискать её в толпе, но сколько они ни расспрашивали попадавшихся на глаза знакомых, никто не видел маленькой китаянки.
С этим печальным ответом оба сына старого китайца вернулись к Зинченко. У казака даже холодный пот проступил на лбу, когда он услыхал, что Уинг-Ти пропала.
– Господи, да неужели она сгорела? – воскликнул молодец, и кровь хлынула ему в голову.
Только теперь вполне определилось его чувство к маленькой китаянке. До того Зинченко только «баловался», как думал он, а теперь он уже чувствовал, что любит эту Уинг-Ти всем своим простым, не испорченным ещё веяниями жизни сердцем.
Об отце своей возлюбленной, старом Юнь-Ань-О, Зинченко теперь и не думал. Участь старика мало интересовала его. Пока что он думал лишь о том, что странную для него задачу можно разгадать только при помощи старика, и потому так усердно разыскивал его…
Оторвавшись на минуту от своей работы, он увидал Шатова и поспешил к нему.
– Ваш-бродь, дозвольте высказать соображение.
– Говори, какое?
– Ведь это не кто иной, как образина, «красного-то петуха» подпустил!..
