большим, словно музыкальный станок для производства заунывных мелодий. Церемонно поклонившись, музыкант уселся за инструмент и почти исчез из вида, осталась только его голова и коричневые пальцы на струнах.
Он извлёк первую ноту – и дал ей повисеть в воздухе какое-то время, не меньше минуты. Стало ясно, что на быстрое завершение концерта рассчитывать не стоит, что это будет долго-долго, как великая ночь Шивы, и скорее ангел шёлковым платком протрёт дыру в железной стене, чем иссякнут звуки в ситаре. Я начал понимать, что чувствует кобра в душном мешке факира. Мне казалось, мы уже никогда не проснёмся. Нет, музыка была неплохая, – просто бесчеловечная, как всё божественное. Время превратилось в пряный дым благовонных палочек. Под мышкой у меня посапывала Вита или Ванда. Было уже не важно, кого из нас как зовут – случайный набор звуков, всё равно что придумывать имена для балтийских волн, которые море выкидывает на плоский берег, словно карты. Вот почему у Будды такой покер-фейс: он знал, что команда сансары продует в казино нирваны, и всегда ставил на зеро.
Но и это был ещё не конец, а только первая часть выступления. С поклоном индус пригласил на сцену Юру, и они вдвоём принялись заново творить вселенную с помощью ритма. Своими большими ладонями мой друг яростно молотил по белой коже бубна. Крохотные пальчики индуса порхали над струнами, как бешеные светлячки. Это был настоящий исконный мухоморный арийский рок-н-ролл.
Моя спутница по музыкальному трипу широко открыла глаза и прошептала: хочу танцевать. Легко вскочила на ноги и закружилась вокруг своей оси на кончике большого пальца. Её руки мелькали над головой с такой скоростью, что можно было насчитать не менее четырёх, а спина выгибалась, как парус в бурю. Когда я в детстве смотрел по телевизору “Лебединое озеро”, меня интересовал вопрос: почему балерины не падают? И вот прилетел ответ – вместе с магическим ветром, который защищал танцовщицу от пошлого земного тяготения.
Её бёдра вдруг развернулись веером, и танец, утратив сходство с классическим балетом, превратился в какое-то камлание. По-хулигански высунув язык, она поставила ногу мне на грудь, словно я был безжизненным чучелом, бутафорией для шаманского ритуала. Голая пятка ввинтилась в моё солнечное сплетение, не давая вздохнуть. Устрашающая женская сущность раскачивалась надо мной, и только сейчас я разглядел гирлянду черепов на её шарфике из кашмирского шёлка.
Юра, старый рок-н-ролльщик, держал ритм идеально. Индус запиливал какие-то невероятные рифы. Нога на моей груди то усиливала, то ослабляла нажатие, приучая дышать в такт её движениям. Никогда ещё не приходилось мне танцевать в горизонтальном положении, я даже не думал, что такое возможно. Но, как только перестаёшь думать, возможностей становится неизмеримо больше. Наш контакт был полным, слияние тел гармоничным, страдание – подлинным, аплодисменты публики – заслуженными. Когда всё закончилось, я чувствовал себя выжатым лимоном, пустым кокосом, шкуркой киви. Моя партнёрша протянула мне руку, помогая встать.
