Стихийное. Владимир Пироцкий

      Улисс в кругу друзей —

      Гомера, Джойса, Бродского И., Кафки

      медлит,

      размышляя…

      Не рассказал, о чем шептали, пели

      сладкоголосые Сирены…,

      обольщая и пленяя,

      бессильные распутать,

      морских узлов хитросплетенья,

      растопить

      защитный воск ушей и перепонок,

      ломая голос свой —

      он звонок, слишком тонок,

      от напряженья жгли, роняя слёзы,

      перья, меж Сциллой и Харибдой,

      застряли, с Троя мост, себе не веря,

      безнадежно,

      и сами гибли, с горькою обидой,

      не слыша и не видя,

      как истекает время, метку перейдя

      и лишь пронзительные капельки дождя,

      кукушке вторя, пробивали влёт…

      преграды паутины, зависти оплот,

      запечатлели ветер, запечатали сполна,

      все голоса тысячелетий сна,

      слов, мыслей, фраз, мечтаний

      мертвая стена…

      покрылась мхом.

      Стена.

      Огня и шторма,

      ветра,

      сна.

      Загадка отвлечет от пустоты30,

      Сфинкс ждал. Сахара не конфета,

      Его никто не спрашивал… о чем его́ мечты.

      Молчанье, – нет точней ответа.

      Во сне, волнуясь, плача и любя,

      не смею крыльев тонких развернуть.

      Я знаю, здесь, мне не узнать тебя,

      любуюсь дико и боюсь вспугнуть.

      В сетях у времени, во власти мрачных дум,

      я открываю мир, молчанье возлюбя,

      спокоен, бессознательно угрюм,

      в тебе, на миг, я узнаю себя.

      У времени в гостях, дышу я неумело,

      готов себя терять, молчать под стук дождя,

      а бессознательное – Beaujolais nouveau, поспело

      невольно образ твой, как время, бередя31.