всматриваясь в небо.
– Надо идти! – оживился Дима. – Там… это, ну… могут быть люди.
– И супец, – не зло усмехнулся Вадик. – Тарелка поглубже да ложка побольше.
– Да! и супец. Я привык, в обед, горячее есть!
– А кто тебе сказал, что сейчас обед?
– Желудок.
– Жиринформбюро, – хмыкнул Вадик, прикуривая сигарету.
– Ты опять? Опять? – начал заводиться Дима.
Я тронула его за плечо:
– Успокойся: он не со зла. Шуткует.
– Дурацкие шутки! Я что виноват, что мне нужно больше, ну, это… калорий, чем вам?
– Не виноват. Вадим, я же просила не цепляться к брату.
– Кто цепляется? Иду себе, куру и никого не трогаю, – сказал Вадик, притворно возмущаясь, затем, едва слышно, обронил: – Нежное создание…
Мы снова пошли, время от времени поднимали голову: взглянуть на небо. Чем дальше уходили от «лагеря», тем существенно менялось оно. Прежде всего, оно стало ниже, точно прогнулось от собственной тяжести. Яснее, чётче стала каждая чёрточка. Всё меньше и меньше пелена походила на нежную молочную плёнку – скорее на грязную плёнку при варке мяса: вот-вот закипит – и бурые хлопья брызнут во все стороны.
От постоянной белизны и однообразия пейзажа, устали глаза. В глубине души проклёвывалось раздражение. Я с ужасом ожидала взрыва. Вадик чаще стал курить, бубнил что-то себе под нос, явно не лирическое. Дима был мрачен, тревожно молчалив. Его мучило чувство голода и сильная потливость: пот, буквально, градом катился с него. Я решила сделать привал.
– Стоп. Сделаем паузу.
– Колобок, тормози! – крикнул Вадик, закуривая очередную сигарету.
– Ты много куришь, – неожиданно для себя, строго заметила я.
– А ты что, моя бабушка? – огрызнулся Вадик.
– Вредно.
– Днём раньше, днём позже помру. Какая разница?
– Большая. Позже – значит, успеешь больше добрых дел сделать…
– Мы остановились для лекции? – грубо перебил Вадик.
– Нет. Отдохнуть и перекусить. А лекции никто не собирается тебе читать.
– Вот и не надо! Сам как-нибудь разберусь, что вредно, что полезно.
– Ладно. Умолкаю.
Из газет соорудили «скатерть», на неё я положила сложенный конвертик и, страшно волнуясь, развернула.
– Соплевик, – усмехнулся Вадик, напомнив мою оплошность.
Я пропустила мимо ушей насмешку, провела меченой ладонью над клочком скатерти-самобранки и, тотчас, на нём возникли блюда, древние кубки, кувшины. Только…. Представьте себе шикарно накрытый стол. А теперь закройте глаза, возьмите бензопилу и вырежьте кусок стола. Вот такой кусок и предстал нашим глазам. Половинка подноса, на котором часть пирога; полоска от другого подноса с узким кусочком жареного мяса; половинка
