произведённым эффектом, лом спрятал лезвия.
– Эй, ратоборцы, вы про нас не забыли? – долетел со стороны ехидный голосок Юрика.
Шагах в пятнадцати от нас на снегу стоял Зебрик, всё ещё деревянный, на его спине полулежал Юрик и двумя руками держал клубок, ибо тот, похоже, пытался вырваться. А на голове Зебрика сидел… удод и старательно чистил перья.
– Проснулся, соня, – не то спрашивал, не то констатировал факт Дима.
– Ребята! Это же здорово! Он здесь был…
– И что? – едко хмыкнул Вадик. – Счас перышки почистит, и всё нам подробненько расскажет?
Удод прервал своё занятие, скосив голову, пристально посмотрел на нас, затем выпрямился, распушил веером хохолок и громко, но в тоже время несколько глуховато, крикнул: «Уп – уп – уп – уп». И вспорхнул. Описав пару кругов над нами – в полёте напоминал большую пёструю бабочку – удод резко снизился над Вадиком: длинный, слегка загнутый книзу, тонкий клюв долбанул мальчишку в затылок, а крылья отвесили оплеухи. Вадик взвыл дико, отскочил, схватившись за уши, разразился руганью. Слово «зараза» было самое приличное.
«Уп – уп – уп»– кричал удод, порхая бабочкой над нами. Очевидно, Вадик услышал в его крике насмешку, издёвку, что подхлестнуло его эмоции: выдернул из колчана стрелу, приладил на лук.
– Вадим!! – закричала я. Лом в моей руке угрожающе защёлкал, обнажая лезвия.
– Прекрати, – жёстко сказал Дима, и коснулся остриём меча изгиба лука.
Вадик сник, вернул стрелу на место, судорожно выдавил:
– Ничего, цыплёнок… я ещё доберусь до тебя. Кулебяку сделаю…
– Успокойся, Вадим. Ты получил по заслугам, за своё неуважение…
Вадик, насупившись, глянул на меня, чувствовалось: злые слова рвались наружу, но их сдерживали с трудом великим.
– И запомни: он не цыплёнок, а член нашей команды. Нравится тебе это или нет.
– Пятый палец в нашем кулаке, – встрял Юрик. – Безымянный.
– Да!
Удод неожиданно снизился и сел мне на плечо. Моя рука сама потянулась погладить его. Удод сложил веер хохолка, ткнулся лбом в мою меченую ладонь.
– Молодец! Хамство должно получать отпор.
Удод по-кошачьи тёрся головой о мою ладонь. Мне было щекотно и, в тоже время, как-то тревожно. «Уп – уп – уп,»– произносил удод, а мне слышалось: «худо тут»… Тепло удода, казалось, струйкой пробило мою ладонь, попало в кровь и растеклось по телу. Вот уже в сердце пульсирует «худо тут, худо тут»… заполняет его до краёв, переливается и струится вверх, к голове…
– Варь, – тихо позвал Дима. Он смотрел на меня широко распахнутыми глазами.
– Что?
– У тебя это… ну, волосы…
Я лихорадочно ощупала голову.
– Слева… белая прядь…
– Ладушка… – выдохнул Юрик. – Я помню… Да угомонись ты, непоседа!
Клубок рвался из рук Юрика. Он тоже изменился: стал пухлым и нить, казалось,
