опрокидывать телеги, загонять коней до смерти. Правил существовало только два: выполнить приказ и выжить. Именно в таком порядке, поскольку не сделав первого, о втором нельзя было даже мечтать. Нового адъютанта король зауважал почти сразу: парень доставлял чертовски быстро, не боялся пуль, взрывов, не ныл, не хвастался, понимал приказы с трех-четырех матов, одновременно оптимизируя ближний бой главнокомандующего и ускоряя маневры войсками.
Последнее сражение тринадцатой войны за столицу Либерн проходило буднично. На улицах кавалерия дотаптывала дезорганизованные группы неприятеля, пехота зачищала дома, а Красный Генерал с поэтическим упоением резал высшее военное руководство в главном штабе. Трилак, за день загнавший уже двух лошадей, на третьей нёсся мимо разгромленных зданий за очередным приказом. Привстав на стременах и сжимая вожжи, он со всей доступной беспечностью наслаждался тёплым весенним ветром, как в разбитом окне мелькнул образ похожий на кого-то родного и горячо любимого – вспомнились Эмми, дочки, поместье. Аккурат завершался поворот, ностальгирующий встрепенулся и ещё по досвадебной привычке впился шенкелями в бока скакуну – животное откликнулось уверенным рывком вперёд. Рассекая воздух, Трилак успел тихо бросить фразу: "Смерть я обманул, но как же хочется ещё немного свободы и скорости…". Смерть, однако, думала иначе, а пушечный снаряд вообще не думал. Он просто молча прошёл в районе груди и отобрал обещанное давней клятвой.
На этот раз конь не пострадал и вместе с трупом в седле доскакал до расположения передового отряда во главе с королём. Гибель уважаемого подчинённого вскоре самым кровавым образом сказалась на артиллерийском расчёте в четырёх километрах от штаба, однако никак не компенсировала потерю ни лучшего адъютанта последних пяти лет, ни мужа, ни отца.
Эмми после известных событий отличалась способностью действовать логично и рассудительно, но хладнокровно пережить утрату не смогла даже она. Депрессия растянулась на месяцы. Дети, родственники и лично его величество оказались бессильны в деле возвращения начинающей вдовы в русло нормальной жизни. Книги, музыка, любимые места, первая кровать – все мелкие и не очень воспоминания о безвременно ушедшем супруге вызывали всхлип, иногда плач, но ровно до тех пор пока Эмми не встретила другого интересного человека. В очередной раз прийдя на кладбище навестить могилу мужа, напротив массивного мраморного надгробия в виде четырёхметровой статуи, бдительная вдова заметила бесконечно печального мужчину. По имени, датам, эпитафии на надгробной табличке она быстро вычислила семейное положение усопшей, имя скорбящего, его сферу деятельности, годовой доход, национальность и в уме даже набросала слова для начала разговора. Однако планы нарушил подкравшийся сзади ребёнок:
– Вы так на моего папу смотрите, как будто деньги считаете.
От дерзкого голоса Эмми вздрогнула и повернулась. На
