темные рыбы, напоминая кои в пруду Прибрежного парка.
Дедушка Тедди возвышался надо мной как гора, и на фоне его баса я не говорил, а пищал. Он продвигался вперед, словно океанский лайнер, тогда как я напоминал суетливую моторную лодку, но при этом он давал мне понять, что я – неотъемлемая часть его жизни и в данный момент он предпочитает быть со мной, а не где-то еще. Мы поговорили с ним о многом, но целью нашей прогулки стало желание дедушки Тедди высказать мне свое мнение о моем отце.
– Твоя мать дала тебе новый ключ от квартиры?
– Да, сэр, дала. – Я достал из кармана брелок с ключами и продемонстрировал новенький, от которого отражался солнечный свет.
– Ты знаешь, почему поменяли замки?
– Из-за Тилтона.
– Не следует тебе называть отца по имени. Скажи: «Из-за моего отца».
– Нет у меня такого ощущения.
– Какого у тебя нет ощущения?
– Не чувствую я, что он мне отец.
– Но он – твой отец, и ты должен относиться к нему с уважением.
– Мне кажется, что ты – мой отец.
– Это приятно, Иона. И я каждый день благодарю Бога за то, что ты – часть моей жизни.
– Я тоже. Я хочу сказать, что ты – мой дедушка.
– Твой отец – не первый кандидат на уравновешенное отношение с твоей стороны. Слово «уравновешенное» тебе понятно?
– Да, сэр, – без крайностей.
– С ним не так просто не впасть в крайность, но ты должен всегда относиться к нему уважительно, потому что он – твой отец.
Когда мы проходили мимо людей, которые сидели на крыльце, они здоровались с дедушкой Тедди, а он здоровался с ними и махал рукой. Иногда водители проезжающих автомобилей нажимали на клаксон и выкрикивали его имя, и он в ответ приветственно махал им рукой. И мы встречали пешеходов, которые прогуливали собак или тоже решили пройтись в такой хороший день. Они заговаривали с ним, или он – с ними. Но, несмотря на все это, он продолжал возвращаться к главной теме.
– Ты должен его уважать, Иона, но при этом соблюдать осторожность. То, что я собираюсь тебе сказать, Иона, не должно убавить твоего уважения к отцу. Если это произойдет, я очень огорчусь. Но огорчусь еще больше, если не скажу тебе всего этого… У меня появится причина сожалеть о том, что оставил все при себе.
Я понимал: к тому, что он собирался мне сказать, я должен отнестись серьезно, так же, как ко всему, услышанному в церкви. Так я это воспринимал: дедушка в роли пастора, только речь пойдет не о значении какого-то церковного псалма, не о Вифлеемской истории, а о моем отце.
– Твоя мать – удивительная женщина, Иона.
– Она идеальная.
– Почти. Идеальных людей в этом мире нет, но ее отделяет от идеала что-то ничтожно малое. В свое время наши с ней мнения о твоем отце разделяли мили, а теперь – дюйм или два. Но это важные дюйм или два.
Он остановился, вскинув
