маршрутами по улице Герцена, мимо манежа и военторга. Глядя на спуск к Александровскому саду и распахнув пиджак, веселый Игорь, подставляя лицо ветру, запрокидывал голову и за глаза смеялся над их с Павлом общим одногруппником, который умудрился превратить дипломную работу в анекдот.
– Это же надо – вытащить из-под секретности диплом по бомбометанию! На кафедре ржали, как лошади – открытая тема была как-то вроде: особенности сброса продуктов оленеводам Севера…
Со стороны Арбатской, из прохода между колоннадой библиотеки и проспектом Калинина, высыпала необычная процессия. Впереди шествовал человек в светло-шоколадном костюме, а сзади толкалось разноцветное сборище: женщины в деревенских платьях, мужчины в расхристанных костюмах и белых рубашках, прилизанные дети. Возглавлял толпу измученный баянист – он вяло растягивал черный мех и казался взмокшим от усилий, как мышь. Простонародная компания необычно контрастировала со своим элегантным вожатым, в котором друзья узнали Рыбакова.
Тот, в свою очередь, заметил друзей и остановился. Толпа, которая влеклась следом за ним, встала, искательно изучая его путеводный затылок.
– Гуляете? – спросил Рыбаков, переводя взгляд с Игоря на Павла, и обратно на Игоря. Расплывчатое желе переливалось в его глазах, и настороженному Павлу сделалось не по себе от этого смурного взгляда. – Я тоже гуляю. Моряки, – он кивнул головой на покорных сопровождающих. – Из Калуги. Юбилей празднуют – города не знают совсем. Смешно, что моряки – из Калуги, правда?
Моряки замерли, колыхаясь всей ватагой и переминаясь с ноги на ногу. На их лицах читалось мучение свободных людей, попавших в переплет, и Павел, проникаясь сочувствием к родственным для него душам, увидел себя, сегодняшнего, со стороны – такого же нелепого и взъерошенного.
– Почему ты сказал, что нет применения? – спросил Рыбаков у Игоря, наведя на адресата выпрямленный палец, словно дуло пистолета. Павла он не замечал. – Не жалко было твоего руководителя?
– Нет, – сказал Игорь. – Он уже привык к кретинам.
Рыбаков осклабился и оглянулся на притихшую свиту.
– Гуляем? – претенциозный взмах рукой получился у него неубедительным. – Молодежь! Кто в меня верит – за мной!
И он посеменил вниз по лестнице, а юбилейный сход, облегченно радуясь, что шествие продолжается, ринулся за ним. Игорь с неожиданным азартом сорвался с места.
– Идешь? – бросил он Павлу.
Павел остался и проводил недобрыми глазами пестрый людской хвост, который вильнул мимо метро, к дому Пашкова. Внутреннее неприятие удержало его от бездумного порыва. «Кто в меня верит». А я не верю. И верить не хочу.
Он возвращался домой через город, который замолкал, проживая вечер обычного дня. Последние несколько лет, с тех пор как сменилась
