как карта, и на ней, прямо поверх больших зеленых гор, было написано: «Алабама».
На Гарольда рассказ произвел большое впечатление.
– А что тебе снилось этой ночью? – спросил он. В его тоне слышалось чуть ли не раскаяние: сказать по правде, собственные сны настолько его занимали, что он не мог представить себя в роли слушателя и никогда не расспрашивал жену о том, что снится ей. Теперь Гарольд смотрел на хорошенькое взволнованное личико с новым интересом: после медового месяца он впервые осознал, какая отрада для глаз это прелестное существо напротив за столом.
На мгновение Агнес привел в замешательство заданный из лучших побуждений вопрос мужа: она давно оставила позади то время, когда серьезно задумывалась, не спрятать ли в шкафу книгу Фрейда, чтобы укреплять свои позиции чужими снами и тем самым каждое утро подогревать интерес мужа к себе. И теперь, отказавшись от прежней сдержанности, она приняла отчаянное решение признаться в своей ущербности.
– Мне ничего не снится, – произнесла Агнес тихим, печальным голосом. – Больше не снится.
Гарольда это известие явно озадачило.
– Возможно, – попробовал он утешить жену, – ты просто не используешь воображение в полную силу. Надо практиковаться. А ну-ка, закрой глаза.
Агнес послушно закрыла глаза.
– Ну, и что ты сейчас видишь? – с надеждой спросил Гарольд.
Агнес охватил ужас. Она ничего не видела.
– Ничего, – произнесла она дрожащим голосом. – Просто какой-то туман.
– Не волнуйся, – оживленно заговорил Гарольд, непроизвольно принимая тон врача, имеющего дело хоть и с неприятной, но не смертельной болезнью, – представь себе кубок.
– Какой именно кубок? – взмолилась Агнес.
– Какой хочешь, – сказал Гарольд. – Ты должна описать его мне.
Не открывая глаз, Агнес медленно пробивалась в глубины собственного сознания. С величайшим трудом ей удалось воссоздать слабо мерцающий серебряный кубок, парящий где-то в таинственной пучине разума: он дрожал, готовый вот-вот угаснуть, словно пламя свечи.
– Он серебряный, – ответила она почти вызывающе. – У него две ручки.
– Прекрасно. А теперь посмотри, какая на нем гравировка.
На пределе сил Агнес представила себе слабо начертанного на серебре северного оленя, увитого виноградными листьями.
– Какого цвета изображение? – продолжал спрашивать Гарольд, не знавший, как казалось Агнес, чувства жалости.
– Зеленого, – солгала Агнес, поспешно раскрасив виноградные листья. – Листья зеленые. А небо черное. – Она испытала нечто сродни гордости за свою находчивость. – А шерсть оленя красновато-коричневая с белыми вкраплениями.
– Хорошо. А теперь наведи на кубок глянец.
Агнес постаралась сделать
