бы наяву. Они всё-таки совсем неопытные балбесы. До сих пор не заметили, как мало меня здесь осталось. Так и не поняли, что я уже ухожу.
Напоследок обязательно надо выпить в хорошей компании, – соглашается город. – Я знаю, где сейчас лучшая в мире компания. Я тебя туда отведу!
Иногда «отведу» в устах этого города означает: «Ты уже там». Это происходит настолько внезапно, что даже видавшая виды Старшая Бездна совершенно по-человечески говорит: «Ой!» – обнаружив, что стоит в подворотне, тёмной, как её собственные глаза.
– Небось в какой-нибудь конторской книге записано где-то в сияющих небесах, – произносит знакомый голос прямо над Эниным ухом. И практически сразу, дружным дуэтом: – Ой!
Эна хохочет: «Что, напугала?» – эти двое тоже смеются, суют ей в руки бутылку, говорят, перебивая друг друга: «Незабываемое приключение, портвейн в подворотне, классика жанра, здесь – так!» И вдруг, не сговариваясь, оба её обнимают. И Тони вздыхает: «Ёлки, как жалко!» – а его приятель помалкивает, но делает то, что положено делать всякой Бездне, даже той, которая пока всего лишь возможность, смутное обещание, то, что Эна сама в таких случаях делает, повинуясь своего рода инстинкту, врождённой потребности – старается вместить этот момент, встроить его во всей полноте в себя.
Поняли, значит, – думает Эна, почему-то страшно довольная, как училка, у которой вечные двоечники внезапно диктант на четыре с минусом написали. – Лучше поздно, чем никогда. И говорит, памятуя, что в её устах всё мгновенно становится правдой:
– У Бездн короткая память, мы быстро всё забываем. Это нормально, когда с тобой каждый миг происходит сразу весь мир. Но друзей мы помним, конечно. И вас я теперь никогда не забуду. Это вы отлично устроились! О ком всегда помнит Бездна, тот сам – навсегда.
Эна, тень Старшей Бездны, но с виду всё ещё та же высокая тёмно-рыжая тётка в очках, наслаждаясь каждым последним шагом, идёт по набережной Нерис и слушает музыку, которая доносится пока очень тихо, явно издалека, но понемногу становится ближе, вернее, Эна сама приближается к источнику звука. От Эны так мало осталось, что слух у неё сейчас почти человеческий, но даже этим, прости господи, так называемым «слухом» можно различить, что музыка живая, не запись. Где-то играет труба.
Шаг за шагом Эна, тень Старшей Бездны приближается к мосту Короля Миндовга, под которым стоит музыкант. Глаза у Эны сейчас тоже почти человеческие, как слух, поэтому разглядеть музыканта ей удаётся только оказавшись совсем рядом с ним. То есть, с нею. Это девчонка. В драных джинсах и чёрной кожаной куртке – ай, хороша. Да не простая, а золотая, гостья с изнанки реальности. Как они сами её называют, с Этой Стороны.
Как Старшая Бездна, Эна не видит особой разницы – лицевая, изнанка, всё это милый морок для человеческого восприятия, с её точки зрения, мир един. Но как знаток местных обычаев, Эна понимает, что стала свидетельницей удивительного события. Люди с изнанки
