чего-то покрепче?
Я задумался, вспомнил и спросил:
– «Курвуазье» есть?
Пекарев понимающе подмигнул, кивнул и крикнул:
– Паша! Сделай товарищу капитану «Курвуазье». И мне тоже плесни, за компанию.
За стойкой парень с ушами, которые как будто прожевал и выплюнул бультерьер, вынул откуда-то снизу округлую граненую бутылку, сверкнувшую, как бриллиант. Через минуту на столике появились два широких бокала с коньяком, два стакана, бутылка «Боржоми» и блюдечко с лимоном, нарезанным мощной, старательной, но неумелой рукой. Я поднял бокал и вдохнул. Вальяжный насыщенный аромат закружил голову: пахло солнечными виноградниками, старой кожаной мебелью, гаванской сигарой и искушением.
Мы молча чокнулись, выпили и закусили безжалостно истерзанным лимоном.
– Костя сказал, ты тоже самбист?
– Занимался в молодости. На КМС сдал, мастера не успел получить, ушел в армию.
– Ясно. А за какой клуб боролся?
– За «Динамо».
– А сейчас занимаешься?
– Так, иногда, для себя. Толя, ты же не про спортивные достижения хотел со мной поговорить, верно? Давай ближе к делу.
Пекарев согласно кивнул.
– Верно, давай по делу.
Он покрутил бокал с коньяком, посмотрел в окно, взглянул на меня и сказал:
– Как ты догадываешься, речь пойдет про Борю Рубинчика. Он со мной работал.
Я молча ждал.
– У него из сейфа кое-что пропало.
Я достал сигарету. Пекарев лязгнул крышечкой золоченой бензиновой зажигалки, дал мне прикурить и закурил сам.
– Короче, Боря держал у себя общественные деньги. Не просто держал, а, можно сказать, управлял финансами коллектива: распределял, переводил в облигации, валюту покупал. На момент налета у него скопилась приличная сумма.
– Сколько? – спросил я.
– В долларах триста тысяч, и еще полтора миллиона рублями и облигациями, плюс-минус тысяч десять.
Я предполагал, что у Бори взяли немало, но таких сумм не мог и представить. В одно пекаревское «плюс-минус» укладывалась моя зарплата лет так за пять.
– За эти деньги можно убить десять Борюсиков, – заметил я.
Пекарев энергично замотал головой.
– Нет, это не мои, отвечаю. А никому больше Борю убивать нужды не было. Хотя вопросы у меня по этому делу есть, но другие. Первое – то, что он сам эти деньги отдал. Все же знают, что в городе какие-то казачки нахлобучивают деловых. У Рубинчика специально на такой случай было двадцать тысяч отложено. Ладно, это, предположим, он объяснил: один из этих казаков-разбойников позарился на картину и сейф нашел, ну а Боря – не герой-партизан, да и деньги, даже большие, – не полковое знамя, чтобы за него умирать. Объяснение так себе, потому что, насколько я знаю, никогда раньше эти ребята ничего, кроме денег, не брали. Но допустим.
– Кто-то
