с балкона.
– Клавденька! Но надо хоть обед-то заказать! – кричит ей вслед Пестиков.
– Сами заказывайте. Все это мне надоело, скучно, – слышится ответ.
– Желаешь суп со шпинатом?
Вопрос остается без разрешения.
У немцев
Лесной. Девятый час утра, а на улице уже так и заливаются на все лады разносчики, выкрикивая названия съестных товаров. Вот в палисадник дачи вышел с террасы дачник, обрусевший немец Франц Карлович Гельбке, остановился у решетки и, смотря на улицу, начал вдыхать свежий утренний воздух, широко раздувая ноздри. По улице мимо него проехала телега и обдала его целым столбом густой пыли. Гельбке прищурил глаза, отвернулся и сказал: «Пфуй!» Гельбке был одет по-утреннему: в шитых гарусом туфлях – подарок жены ко дню рождения, в старую коломянковую парочку и был без шляпы. Утренний ветерок свободно гулял по его коротеньким белокурым, как бы из пакли, волосикам и по таким же бакенбардикам на красноватом угреватом лице. Отчихавшись от пыли, Гельбке подошел к тощей клумбе, сорвал несколько цветочков и, сделав из них букетик, отправился в дачу, где, войдя в спальню, со сладенькой улыбкой остановился перед постелью жены и тихо произнес:
– Du schlaefst[1], Amalia?
– Нет, я не спит… – отвечала по-русски тощая немка, раскинувшаяся на кровати, и открыла глаза.
– Da hast du![2] – проговорил Гельбке и кинул на грудь жене букетик.
– Франц!
– Амалия!
Супруга раскрыла объятия, и Гельбке, стоя около кровати, погрузился в них.
– Und du… Du amusirst dich schon?[3] – спросила она.
– О, ja. Schon seit lange. Bei uns im Garten ist so ge-muthlich[4].
– Хороший у нас сад, Франц.
– Naturlich[5].
– Хорошая дача.
– О, ja.
– Спасибо тебе, Франц, что ты мне нанял такой дача, – проговорила по-русски супруга и спросила: – Heute haben wir Sontag? Сегодня воскресенье?
– О, ja. Вставай… Сегодня мы будем целый день гулять и веселиться. Я придумал много, много удовольствий.
– Danke, danke dir… – закивала головой супруга, поднялась на постели и начала надевать чулки.
Гельбке снова вышел в палисадничек, с гордостью посматривая на пяток тощих деревьев, на куст сирени и на единственную клумбу посреди них. Клумба была убрана скорлупками из-под устриц, стеклянными разноцветными шариками с рождественской елки. Эта была работа рук его супруги, Амалии Богдановны.
– Раки! Живы крупны раки! – раздался голос разносчика.
– Раки! Давай сюда раки! – крикнул Гельбке.
Разносчик развязал корзинку.
– Вихлянские-с… Первый сорт, – сказал он.
– Ох, какие маленькие! Да это тараканы. Эдакая большая у тебя борода и такие маленькие раки!
– На скус зато очень приятные. С приятством кушать будете.
Начали торговаться. Гельбке давал аккурат половину того, что просил разносчик. Разносчик
Ты спишь?
Это тебе!
О, да. Уже давно. У нас в саду так уютно
Конечно
