держал – рай красный бы был. А то у нас водка…
– Ты ешь, ешь, не оставляй. Тогда и руки перестанут трястись.
– Я съем. Мы, сударь, люди-охотники. Привыкли и липовым листом закусывать. Пожуешь липовый листик, а то и березовый – вот и закуска. Желаете, ваша милость, я вам хорошего щенка украду? Только уж этого щенка нужно держать не здесь, а в другом месте, потому бабунцовский егерь как взглянет, сейчас и догадается. Пойдут разговоры, а тогда что хорошего!
– От чьей суки-то? – спросил охотник.
– Сука три медали имеет – во какая сука, а отца из-за шестидесяти верст сюда привозили. Красавец пес и только что не говорит. За пять рублей я для вашей милости в лучшем бы виде украл. Прикажете-с?
– Нет, не надо. Зачем тебя в грех вводить!
– Что за грех, помилуйте… Вот ежели бы вещию какую, а то щенка!
– Да, может быть, он и рубля не стоит?
– Говорю вам, сука с тремя медалями. За отца-то двести рублей давали, но там не согласились отдать. Пес умней меня – во какой. Ну, за три рубля я вам украду, ежели пять рублей дорого.
– Нет, не надо.
– Очень уж мне вам услужить-то хочется, потому вы барин хороший, ласковый. Желаете за рубль?
– Да ведь я же сказал, что не надо.
– Ну, себе украду. Одно вот только – баба у меня непутевая, не воспитает, – проговорил мужичонка, видимо хмелея. – Все ее понятия только одному, чтобы пива выпить, а на это нет, чтобы щенка вынянчить. Ах, сударь, кабы мне другую бабу, то совсем бы я человеком стал!
– А что? Разве нехороша? – спросил охотник.
– Баба – король, но, будем говорить так, гуляющая… Судейского генерала Ивана Астафьича знаете? Я уж и то ему говорю: «Эх, – говорю, – ваше превосходительство, кабы вы помогли, чтобы мне с моей бабой разводом…» Оттого у меня и хозяйства нет через эту самую бабу. Помилуйте: я выпивши – собаки не кормлены. А ведь господа спрашивают, отчего собака худеет. А ей плевать на собаку… Ей что? Ей только бы самой гулять. Дозвольте, ваша милость, еще папиросочки…
– Ты мне места-то покажи, где дичь – вот что, – сказал охотник. – А то сидим, сидим и никакого толку. Собирай вещи, да пойдем.
– В момент-с… Сделайте одолжение… Места у нас есть, места хорошие, места первый сорт.
Мужичонка засуетился. Охотник тоже поднялся с места, застегиваясь, вешал через плечо фляжку и приготовился в путь. Встрепенувшаяся собака виляла хвостом и радостно смотрела ему в глаза.
Для моциона
– Холоднов я… Демьян Холоднов… Демьяном Васильевым Холодновым меня звать. Так и зовите Холодновым, – сказал егерь, сухой, жилистый старик с седыми усами и бакенбардами, но еще очень молодцеватый и напоминающий своей фигурой отставного солдата николаевских времен. – Я, сударь, прирожденный егерь. Я птицу и зверя знаю, как самого себя, – продолжал он. – А только нет теперь охоты, совсем нет. Помилуйте, нешто это охота, коли каждый день кто-нибудь да бродит все по одному и тому же месту с ружьем
