и она. Они воспользовались тем, что я часами работаю в кузнице. Конечно, я пошел к викарию, чтобы потребовать справедливое возмездие, которое предусматривают наши законы.
Мускулистый котельщик взахлеб восхвалял закон, позволяющий справедливости торжествовать:
– Наши графы – мудрые люди, они знают о низости женщин! Только женщины благородного происхождения могут снять с себя обвинение в прелюбодеянии клятвой. Виновность же всех прочих, вроде моей Жоаны, доказывается в драке! Правый побеждает с Божьей помощью!
Те, кто присутствовал при драке, помнили, как Понс разорвал в клочья юного любовника Жоаны. Едва ли Бог мог встать между котельщиком, закаленным работой в кузнице, и хиленьким влюбленным юнцом. Так же не повезло и самой Жоане…
Королевский приговор гласил: «Если победит женщина, муж будет содержать ее в почете и возместит всякий урон, который был нанесен ей и ее друзьям в этом споре и этой схватке, а также возместит урон дравшемуся. Если же супруга будет побеждена, она останется в руках мужа со всем имуществом, ей принадлежащим».
Понс не умел читать, но по памяти пересказывал содержание приговора всем любопытным.
«Предписываем означенному Понсу, если он хочет, чтобы ему отдали Жоану, содержать ее в надлежащих условиях и в безопасности в своем собственном доме, в месте, которое будет длиной двенадцать пядей, шириной – шесть и высотой в три каны[5]. Он должен подготовить для нее мешок с соломой, необходимый для сна, и одеяло, которым она сможет укрываться. При этом ему следует выкопать яму, чтобы она могла отправлять свои естественные потребности, и сделать ей окошко, чтобы через него ежедневно передавать означенной Жоане еду – восемнадцать унций выпеченного хлеба и столько воды, сколько она пожелает.
Кроме того, ему предписано не давать и не делать Жоане ничего, что подтолкнуло бы ее к смерти. Все это должно быть обеспечено, прежде чем супруга будет передана Понсу».
Понс выполнил предписание викария, и тот отдал ему Жоану. Он пристроил к своему дому комнатушку два с половиной метра на метр двадцать, выкопал яму, чтобы женщина могла оправляться, и прорубил окно, через которое Жоанет, появившийся на свет через девять месяцев после суда и не признанный Понсом, давал себя гладить по голове. Заточив на всю жизнь свою юную супругу, Понс успокоился.
– Отец, – прошептал Арнау, – какой была моя мать, почему вы со мной никогда не говорите о ней?
«Что тебе рассказать, сынок? Что она потеряла девственность под одним подвыпившим сеньором? Что она превратилась в публичную женщину в замке феодала Льоренса де Бельеры?» – с горечью думал Бернат.
– Твоей матери, – ответил он, – не повезло в жизни. Она была несчастным человеком.
Бернат услышал, как Арнау тяжело вздохнул, прежде чем заговорить снова.
– Она меня любила? – спросил мальчик глухим голосом.
– Не успела. Умерла при родах.
– Хабиба меня любила.
– Я тебя тоже люблю.
– Но вы мне
