Если за ним не смотреть, наложит на себя руки.
– С ним можно встретиться?
– Пожалуй, да. Мы сняли… нервное напряжение. Сейчас он в порядке. Я дам команду, и вас пропустят к нему.
Посетитель психиатрической клиники Московского университета, которой в то время заведовал известный в медицинском мире профессор Павел Богданович Пастушкин, в сопровождении медбрата быстрым шагом прошёл по мрачным коридорам и оказался в палате Поэта. Она была на втором этаже, отдельная, обстановка вполне походила на домашнюю: всюду ковры, мягкие диваны и кресла, на стенах – картины.
Поэт лежал на одном из диванов, прикрывшись пледом, и, казалось, крепко спал. Как только дверь за медбратом закрылась, Поэт, не открывая глаз, произнёс:
– Проходи, Волчара. Садись. Я не сплю. Мне мешает свет. Выключи его.
Посетитель протянул руку к ночнику, который никогда не выключался в палате Поэта, щёлкнул выключателем, и свет погас.
– Так-то лучше. Посмотри в окно, Волчара! Что ты видишь?
Гость подошёл к окну, отдёрнул штору и увидел обычную унылую картину начала зимы: серые облака, грязный снег и голые, такие же серые, как облака, деревья.
– Не утруждай себя, Волчара. Ты не увидишь то, что увидел сегодня утром я. Вот послушай:
Клён ты мой опавший, клён заледенелый,
Что стоишь, нагнувшись, под метелью белой?
Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел.
И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.
Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий,
Не дойду до дома с дружеской попойки.
Там вон встретил вербу, там сосну приметил,
Распевал им песни под метель о лете.
Сам себе казался я таким же клёном,
Только не опавшим, а вовсю зелёным.
И, утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал берёзку.
*Только не любил я, а лишь только грезил…
Мне б опохмелиться, был тогда б я трезвый.
Но, увы, у клёна сок всего лишь сладкий…
А вот я хотел быть пьяным без оглядки3.
– Ну? Как тебе?
– Ты отдаёшь себе отчёт в том, в каком положении ты сейчас находишься, дружище?
– Вполне, – ответил Поэт, удобнее усаживаясь на диване.
– Ты понимаешь, что ты на краю?
– Да.
– Тогда убери последнее четверостишие из этого стихотворения, хорошо?
– Да я всё могу убрать!
– Не кипятись. – Гость подошёл к Поэту. – Не нужно заострять внимание на том, что и так видно невооружённым глазом, – не из-за этого ли ты тут?
Поэт медленно поднялся с дивана, подошёл к окну и упёрся лбом в стекло. От его дыхания небольшой участок окна из прозрачного стал мутным. Поэт медленно провёл по нему
Стихи, помеченные знаком (*), написаны автором.
