улочках, в мраморных храмах с белыми и черными святилищами, и даже во Дворце Гильдии, откуда доносилась непривычная тишина.
С особняком Аджухамов тоже было не все в порядке. Роскошное, облицованное керамической плиткой трехэтажное здание с витражами в окнах и родовым флагом на куполе источало тревогу и напряжение. Едва они вошли во двор, дежурный страж поспешил плотно затворить ворота, словно за ними гнались пайрики. Их никто не встречал. Майнор сразу исчез в доме, будто одно присутствие халруджи было ему неприятно, за ним разбежались и нарзиды-носильщики. Когда десять месяцев назад Арлинг покидал этот дом, он был похож на муравейник, который разворошили палкой. Тогда двери не закрывались от бесконечного потока просителей, купцов, чиновников и друзей, а во дворе постоянно сновали слуги, нарзиды, охрана и разнорабочие, старающиеся поспеть во всем и не упустить ничего. Насколько кипучая жизнь особняка Аджухамов оглушала раньше, настолько дом удивлял своим спокойствием и безразличием теперь.
Постояв во дворе и послушав звуки, доносящиеся из здания, Арлинг отправился искать Сейфуллаха. Несколько слуг, которых он встретил в коридорах, поспешно скрылись при его появлении. Впрочем, оно было к лучшему. Регарди не был готов отвечать на расспросы, не зная, что пропустил, пока был в тюрьме.
– Слава Омару, сохранившему тебя в пути! – приветствовал его знакомый голос. Кухарка Масуна, старая, добрая женщина, была одной из немногих, по кому он скучал все эти месяцы.
– Слава Омару, давшему мне встретить вас здоровой и благополучной, – ответил Арлинг, склонившись в глубоком поклоне. И только проговорив ритуальное приветствие, халруджи сообразил, что вряд ли эту женщину можно быть назвать благополучной. Ведь ее сын служил у Сейфуллаха в охране, и Регарди не знал, какая судьба его постигла. Но Масуна не заметила замешательства Арлинга и горячо обняла его. От неожиданности Регарди не сразу нашелся, что ответить.
– Мы так волновались! Когда господин Сейфуллах прибыл один, у меня сердце упало. Ну, думаю, не помогли мои молитвы, а ты, вон, живой! Так быстро все произошло. Господи, как страшно!
– Все хорошо, – пробормотал Арлинг, мягко отстраняя Масуну. – Ваш сын…
Повисло недолгое молчание, и он уже собирался произносить соболезнования, когда женщина ответила.
– Ушел, – просто произнесла она. – Многие к ним ушли, он – один из первых. Едва на порог ступил, так и объявил. «Мама, – говорит, – нашел я себе призвание. Буду теперь у Управителя служить». Выше отца вымахал, а разума не набрался.
Договорить Масуна не успела, так как по всему дому раздался громкий, оглушающий треск барабанной дроби, который сменился глухими ударами, словно кто-то изо всех сил колотил палкой по стенам.
– И так со вчерашнего дня, – предупреждая вопрос Арлинга, ответила кухарка. – Никак
