можно звать тебя? Пойдем же…
Машка, выдернув ладошку, умоляюще посмотрела на мать.
– Подожди, мамочка… А пуанты? Мы еще не купили пуанты!
– Да рано тебе, детка, – усмехнулась продавщица. – Ты сначала просто научись танцевать, а уж потом приходи опять.
Девочка, сдвинув бровки, упрямо топнула ногой.
– Я умею танцевать. Мамочка, пожалуйста…
– Мы же договаривались, – мать растерянно развела руками. – Ты забыла?
Машка, чувствуя, что пуанты ускользают, всхлипнула.
– Ну, посмотри, какие они хорошенькие, розовенькие, новенькие… Они так на меня смотрят. Они меня ждали! Я знаю, я точно это знаю.
Мать молчала. Ей ужасно не хотелось потакать Машкиным капризам. Но она увидела, что по лицу малышки уже поползли непрошеные слезинки, и материнское сердце дрогнуло.
Вздохнув, женщина обернулась к продавщице и кивнула.
– Мы возьмем.
В балетную школу Машку не приняли.
Уставшая стройная женщина пригласила их в зеркальный зал, и, поглядев на девочку, ласково прищурилась.
– Сколько лет тебе, красавица?
– Пять. – Машка подняла на нее уверенный взгляд. – Я буду балериной.
Преподаватель, ничуть не удивившись, согласно кивнула.
– Конечно. Конечно, будешь, только не сейчас. Теперь – октябрь, а ты приходи в мае. Как раз немного подрастешь, будут вступительные испытания. Мы на тебя посмотрим… И решим.
– А возьмете? – Машка заторопилась. – У меня уже есть купальник и пуанты…
– Вот весной и подумаем, – усталая женщина обняла малышку. – Все вместе, сообща.
Машка, поникнув головой, насупилась.
– Не сердись, – преподаватель, сделав шаг, наклонилась к ней. – Готовься. Сладкого поменьше ешь, зарядку делай. И приходи на будущий год. Хорошо?
– Хорошо, приду, – обреченно вздохнула девочка.
Поздно вечером, когда уставшее за день солнце отправилось на покой, и ночь вступила в свои законные права, мама тихонько вошла в детскую комнату. Подошла к кровати и ласково улыбнулась, покачав головой.
Машка сладко спала, крепко обняв пуанты.
Маленькая девочка. Будущая звезда.
Балерина.
О любви…
Ох, и жарило лето в этом году!
С самого утра, когда солнце, еще не потерявшее свою форму и не расплывшееся по небосклону, как масляный блин на сковородке, лениво выплывало из-за горизонта, уже нечем становилось дышать.
Не помогали ни огромные поливальные машины, как сказочные чудовища медленно ползущие по прожаренным улицам, извергая из своей механической пасти фонтаны уже нагревшейся воды, ни городские водоемы, так переполненные человеческими телами, что постоянно выходили из берегов, ни установленные повсюду палатки с мороженым…
Невыносимая жара, тягучая и липкая,
