девушкой Володи, они чистый, как первый снег, а на мне повалялся весёлый мохнатый пёс… Нет, теперь мы не можем быть парой, я всегда буду стыдиться себя, того, что так поступила с Володей, что изменила ему. Но мы можем снова дружить, теперь мне хотя бы не надо выходить замуж… Прости меня, мой бедный, несчастный нерождённый сыночек, так многим ты мешал в мире, что Бог и не позволил тебе родиться. Мой сыночек…
Я заплакала, снова заплакала, как заплакала в больнице, когда пришла в себя от наркоза и мне сказали, что ребёнка не будет. Во мне была лёгкость и пустота, звенящая, гулкая пустота, там, где уже поселилась ещё маленькая, но тёплая и осязаемая моим сердцем и моим телом жизнь. Я уже любила его, моего малыша, у него уже было место в моей душе и оно росло с каждым днём, когда я, замирая от неведомого раньше счастья, ощущала его движения и толчки внутри себя, а они становились всё отчётливее и привычнее. Я планировала, как мы будем жить, как мне всё устроить, понятно, что представляла с трудом, потому что вообще плохо представляла, что такое дети, я только хорошо помнила себя маленьким ребёнком, и мне казалось, что я пойму, что надо делать и как. Ведь все справляются. И мама подскажет, так что я почти не волновалась уже об этом. Меня волновала только учёба и то, как мне совместить её и малыша, как сделать так, чтобы не расставаться с ним, вот это я пока вообразить не могла со всей отчётливостью. Но, думаю, и это решилось бы как-то. О мужчинах я не думала вовсе, ни о Володе, ни тем более о Марате, я только не хотела, чтобы с ним была беда и несправедливость. Мама его меня пугала своим напором, я понимала её умом, но я не была готова к тому, что моя жизнь так сильно обогатится новыми людьми. Однако, с появлением малыша, я уверена, и я сама изменилась бы.
И вот, теперь… теперь ничему этому не бывать. И меняться не придётся. Вот от этой мысли, от этой потери и жалости к моему мальчику, которого я так и не увидела, я заплакала снова. И так, что завыла в голос, вокруг никого не было, и я могла себе это позволить. Но от этого начала опять пухнуть голова и путаться и застывать мысли. Поэтому я снова стала командовать себе, как в детстве: «Дыши! Не плачь, дыши!»…
К тому же я слышала, как говорили маме, что детей вообще может больше не быть. Я не могла ни осознать до конца, ни как-то понять этого до сих пор. В гинекологии я была так слаба, и в голове всё время был туман от этой слабости. Теперь туман развеялся. Почему? Сколько прошло времени, сколько я здесь? Моя голова яснее потому, что я стала здоровее или потому что она прояснилась от ужаса, что окружает меня? Я не могла пока этого понять. Хотя бы разобраться с тем, какой сегодня день. Володя с Кирой приходили накануне Нового года, теперь мне казалось, что Новый год прошёл уже давно. Но насколько давно? Своё тело я ощущала совсем иначе, настолько, что его будто вовсе больше нет. Кроме вот этого тошнотворного ощущения между ног теперь. Так нет, об этом тоже думать нельзя. Я подумаю об этом завтра, когда осмотрюсь. Я пойму, кто сделал или делал это, не сомневаюсь, что этот человек захочет посмотреть в моё лицо в сознании. Я пойму это по взгляду. Надеюсь только, что это был
